Полковник Колдер понимал, что творится в душе Вероны, знал, как она страдает в течение двух последних месяцев болезни, чувствовал ее депрессию. Верона уже начала немного рисовать, чтобы порадовать его, но скоро она оставила это занятие и убрала холсты и кисти в саквояж. Однажды она получила письмо, которое ее сильно огорчило. Колдер тихо проклинал его автора. Письмо было от бывшей подруги Маргарет Шо. После долгого молчания Маргарет написала, что помолвлена со студентом-медиком на год или два моложе ее. Они надеются пожениться, как только он получит свою степень. Маргарет думала, что Верона обрадуется, узнав, как она счастлива. В то же время она писала Вероне, что почти совсем не видит Стефана Беста, которому сейчас во всем сопутствует успех. Чтобы «развлечь» Верону, Маргарет сообщила, что имя Стефана часто упоминается с именем одной светской дамы, портрет которой он сейчас рисует и что, судя по слухам, он привязан к этой даме так же крепко, как когда-то к Вероне.
Это письмо показалось Колдеру очень тупым и довольно злобным. Конечно же, Маргарет добилась желаемого. Письмо пришло к Вероне сразу же после того, как она выписалась из больницы после операции. В ее тяжелом состоянии и мрачном состоянии духа вряд ли нужны были новости подобного плана. Казалось, это дошло до самого ее сердца – и сломало ту философию, которую Верона уже выработала, и жить с которой ей было проще. Она все рассказала об этом Стефану Колдеру.
– Мне ни к чему об этом беспокоиться, – сказала она и ухмыльнулась, – но мне обидно, что Стефан ведет такую жизнь. Я думаю, что эта женщина преследовала его. Он чертовски привлекателен.
Это было все, что она сказала. Затем она развернула письмо Маргарет и добавила:
– Я не удивлена, что Маргарет выходит замуж за парня, который моложе ее. Она любит командовать людьми. Я рада, что она нашла счастье. Я знаю, что она была в отчаянии, когда я покинула Лондон. Она тоже была влюблена в Стефана.
Полковник Колдер тихо воскликнул:
– О, чертов Стефан!
Он почувствовал яростную антипатию к молодому художнику, которого он не знал и не хотел бы с ним знаться. А что если все эти желания и страсти прекратятся, прекратятся смертью бедной маленькой Вероны. Она выглядела очень плохо, когда они сидели возле нее с Форбсом.
Полковник Колдер не мог не думать о Вероне и за Рождественским ужином, который он разделил с несчастным Форбсом. Колдер удивительно сильно привязался к этой молодой несчастной семье. И, стоя возле умирающей Вероны, он все время думал о своей Лоре. Неужели и это бедное милое дитя уйдет вслед за ней и растворится в страшной тишине, назад из которой никто не возвращается.
Форбс впервые за время службы не встретился в этот торжественный день со своими друзьями. Друзья все поняли правильно и от души сочувствовали майору. Супруги Кинтелы взяли его под свою опеку. Брауни играла роль матери, суетилась вокруг него. Новость о плохом состоянии Вероны омрачила души всех, кто знал ее. Ничего нельзя было сделать, кроме как успокаивать несчастного мужа, пытаться облегчить его страдания.
Был момент, когда Форбсу казалось, что все уже кончено. И вызови он сейчас мать Вероны, она уже не застанет дочь живой. Верона была в полу сознании и совсем затихшей. Медицина сделала все, что могла: переливание крови, кислородная подушка. Но ничего не помогало.
Форбс был в полном отчаянии, и ему предложили уйти. Верона, если к ней вернется сознание, не должна видеть его обезумевшее от несчастья лицо. Стефан Колдер остался.
Даже, когда он потерял женщину, которую любил, он не чувствовал себя таким взволнованным, как сейчас, в этой маленькой больничной палате. Ставни были закрыты и защищали комнату от безжалостно ярких солнечных лучей. В тусклом свете лицо Вероны казалось серым. Ее глаза глубоко впали. Она уже не принимала со вчерашнего дня никакого питания и даже воду.
Пульс едва прослушивался.
Стефан Колдер держал руку Вероны в своих сильных и теплых руках, его взволнованные глаза смотрели из-за роговой оправы.
Недавно он проконсультировался с двумя самыми толковыми врачами больницы. Они были уверены, что больше ничего нельзя сделать. Вопрос был только в том, когда именно остановится ее сердце.
Вдруг Верона открыла глаза. Она что-то прошептала. Колдер нагнулся над ней.
– Да, что случилось, дорогая?
Потрескавшиеся губы с болезненно голубоватым оттенком прошептали имя: «Стефан».