Но из приличия ей неловко было обсуждать денежные вопросы с мужчиной, который вынужденно проявил к ней участие и хотел как можно скорее расстаться с ней.
«В Кале должен быть хороший ювелир, — рассуждала она про себя, — я спрошу его, сколько он заплатит мне за одну из маминых небольших бриллиантовых брошей».
Но тут ее осенила внезапная мысль, и Ола застыла, глядя перед собой невидящим взглядом, а на лице было написано сильное беспокойство.
За полдень маркиз спустился с палубы по сходному трапу вниз, где его ожидал камердинер, чтобы помочь освободиться от непромокаемого плаща.
— Ваша милость не вымокли, надеюсь? — заботливо спросил он.
— Нет, Гибсон, — ответил маркиз. — Весело видеть, как быстро движется «Морской волк» при попутном ветре.
— Действительно, милорд, — согласился Гибсон. — Я всегда говорил, что ваша светлость были правы, выбрав именно такое судно для ваших поездок.
— Я всегда прав, Гибсон! — сказал маркиз полушутя, но будучи уверенный, что так оно, по сути, и есть.
Он выдержал битву с судостроителями и заставил создать яхту с точно такими обводами, которые ему требовались.
Маркиз еще юношей видел действия морских фрегатов в войне, и уже тогда поклялся себе, что, если ему посчастливится когда-либо строить собственную яхту, он сделает ее с такими же обводами корпуса.
Став старше, он занялся изучением быстроходных американских шхун, которые позже получили название «клиперов» и на которых он тоже плавал.
Конструкция корпуса шхун послужила моделью для знаменитых клиперов с прямоугольными парусами, которые строились на американских верфях, но слишком медленно внедрялись в Англии.
Маркиз сконструировал для себя шхуну, быстроходную, как боевой фрегат, но не требовавшую при этом большой команды для управления ею.
Когда яхта «Морской волк» была наконец спущена на воду, она вызвала сенсацию среди яхтсменов-энтузиастов.
Маркиза поздравляли не только его друзья, но и многие авторитеты военно-морского флота.
Однако на сей раз он впервые вышел на «Морском волке» в такую штормовую погоду.
Наблюдая этим утром, как яхта безупречно скользит по волнам, он убедился, что все его идеи, которые считались многими революционными, оказались верными.
Шагая осмотрительно, но уверенно, как человек, привычный к морской качке, маркиз прошел в салон, сказав на ходу:
— Передайте стюардам, что я не прочь хорошенько пообедать. Я проголодался!
Тут маркиз заметил, что он не один.
В уютном салоне, обставленном по его собственным проектам, сидела женщина, о существовании которой он и забыл за эти два часа.
— Доброе утро, милорд, — сказала Ола. — Извините меня, что не поднимаюсь, чтобы приветствовать вас, потому что мне трудно будет сделать реверанс, когда судно так сильно кренится.
— Доброе утро… Ола! — ответил маркиз.
Он на секунду запнулся, прежде чем произнес ее имя, потому что не сразу его вспомнил.
Он сел в кресло недалеко от нее, а потом только спросил:
— Вы хорошо себя чувствуете? Не страдаете от качки?
— Нисколько, — ответила Ола, — и если вы позволите, ж бы хотела выйти на палубу после обеда. Я никогда не плавала на судне, которое неслось бы так быстро.
— Вы хотите сказать, что любите море?
— Очень! — просто ответила Ола.
— Я рад это слышать, — сказал маркиз, — потому что у меня есть для вас плохие новости.
Ола вопросительно посмотрела на него, и он сказал:
— Прошлым вечером я приказал моему капитану направиться в Кале, но с северо-востока задул такой сильный ветер, что мы не сможем подойти к берегу Франции. Все, что мы можем, — это нестись по ветру дальше в пролив Ла-Манш.
Маркиз даже и не задумывался о том, как Ола отреагирует на это известие.
Когда же он увидел ее загоревшиеся глаза и улыбку, он сказал себе, что мог бы предвидеть, что она окажется нежеланным гостем, который не будет торопиться отказаться от его гостеприимства.
Словно прочитав его мысли, Ола сказала:
— Вы так добры, милорд, что согласились доставить меня во Францию. Вы не рассердитесь, если я скажу, как я… рада, что… не покину эту чудесную яхту так… быстро, как я… предполагала.
Маркиз даже не знал, как это произошло, но когда стюард принес им обед, он уже рассказывал девушке о своей яхте и о тех трудностях, с которыми столкнулся, строя ее по своему замыслу.
— Мне пришлось сражаться буквально за каждый дюйм этого судна! — сказал он. — И только когда оно было наконец создано, кораблестроители перестали каркать, что мой проект непрактичен, неосуществим и что яхта потонет или превратится в медлительную черепаху в первое же ненастье, в которое она попадет.