И тогда, думал он, если она не была дурой, как ему казалось, то, наверное, догадалась, что произошло, и поняла, что безвозвратно потеряла его.
«Надеюсь, что она расстроилась», — говорил он себе, чувствуя, что не испытывает больше желания отомстить ей.
Она вела свою игру и проиграла, как это было и будет у многих мужчин и женщин.
Впервые за все это время маркиз утешил себя:
«Благодарение Богу, что я, к счастью, узнал правду слишком поздно!»
Ему вовремя повезло, и он был за это благодарен Богу, как и за то, что Ола спасла ему жизнь, иначе, если бы не она, он, несомненно, погиб бы от рук бандитов.
За несколько дней до прибытия в Ниццу Ола уже могла самостоятельно выходить на палубу и чувствовала себя настолько хорошо, что не только обедала с маркизом в салоне, но и не ложилась до ужина.
— Гибсон мне строго наказал ложиться спать до того, как вы выпиваете ваш первый бокал портвейна, — сказала она маркизу, — поэтому, пожалуйста, не спешите с этим.
— Вы же знаете, Гибсону надо повиноваться, если дело касается вашего здоровья, — сказал маркиз с притворной серьезностью.
— Я это хорошо знаю, — ответила Ола. — Он с каждым днем все больше становится похож на мою няню, мне так и хочется отвечать: «Да, няня!» и «Нет, няня!».
Маркиз рассмеялся, и она быстро добавила:
— Но я не жалуюсь! Я понимаю, что, если бы на яхте не было Гибсона, меня бы не было здесь с вами.
— Он действительно удивительный человечек, — Он думает, что солнце и луна поднимаются и садятся специально для вас, — сказала Ола. — Он до того восхваляет вас, что я тоже преклоняюсь перед вашей значительностью.
— Вы заставляете меня смущаться, — зароптал маркиз, — я начинаю подозревать, что в ваших словах есть скрытый подвох.
— Видите, как вы отзываетесь обо мне, — поддразнивала его Ола. — Вы всемогущий, и я чувствую, что к концу путешествия я стану на вас молиться.
Она сказала это очень непринужденно.
Но маркиз уловил в ее взгляде внезапную озабоченность и увидел, как зарделись ее щеки. Он понял, отчего она загрустила: если она будет молиться, то, значит, лишь для того, чтобы он не посылал ее обратно к мачехе, что он легко мог сделать из Ниццы.
Он поколебался, будто хотел что-то сказать, но тут в салон вошел стюард, а потом уже не представилась такая возможность.
«Морской волк» вошел в гавань Ниццы ранним утром, и взору Олы предстали белые виллы и отели вдоль побережья, а над ними возвышались окаймляющие гавань холмы, за которыми вдали на фоне голубого неба вырисовывались остроконечные снежные вершины.
Все, казалось, излучало тепло и сияние, и она почувствовала себя так, будто Ницца радостно приветствует ее. Они еще не встали на якорь, а Ола уже любовалась пальмами, грациозными пушистыми тамарисками, олеандрами и, чего она больше всего ждала, желтыми мимозами.
— Я сейчас же хочу идти на берег! — восторженно воскликнула она.
Он не ответил, и она увидела, как он озабоченно нахмурился.
— Вы думаете, что это будет… неразумно? — спросила она.
— Я бы хотел сначала, — ответил он, — приглядеться, нет ли здесь кого-либо из знакомых. Вы знаете, что сейчас модный сезон в Ницце, и многие приезжают сюда. Мне бы не хотелось, чтобы вас смутила здесь какая-либо неожиданная встреча, пока мы не продумали наши дальнейшие планы.
— Да… конечно, — быстро ответила Ола.
Она поняла теперь, что им следовало бы раньше обсудить, что она будет делать дальше.
Но она была довольна пролетающими днями и не хотела затрагивать этот вопрос, кроме того, ей казалось, что маркиз был добр к ней лишь потому, что она была все еще слаба после ранения.
— Вы, конечно, правы, — сказала она. — Вам надо сойти на берег, а я подожду вашего возвращения.
Он улыбнулся ей, как будто одобряя не только ее благоразумие, но и очевидное примирение с ним и с его планами, чего он не ожидал от нее.
— Я долго не задержусь, — сказал он, — Я знаю, где сделать необходимые запросы, и возвращусь как можно быстрее.
— Я буду сидеть и любоваться видами, — сказала она. — Здесь так красиво, как на картине мастера-художника, которую никогда не наскучит рассматривать.
Маркиз сошел с яхты, и Ола подумала, что он выглядит чрезвычайно элегантно в своем цилиндре, чуточку сдвинутом набекрень и с выбивающимися из-под него черными волосами.
Оле стало любопытно, а много ли было здесь его бывших возлюбленных, приехавших сейчас в Ниццу, которые встретили бы его с распростертыми объятиями.