47 
– Как это мило с твоей стороны, – сказала Венеция. – Но она уже, наверное, отдыхает.
Майк бросил быстрый взгляд в направлении гостиной. Гости начали переходить в холл. Две женщины спускались по лестнице, накинув шали. Вечер завершался. Но он обязательно должен увидеть Мейбл, пока все не разошлись.
– Я сейчас приду, милая, – сказал он, быстро поднимаясь по лестнице.
Очутившись перед дверью Мейбл, он нахмурил брови и произнес:
– Мейбл, ты здесь? Можно тебя на минуточку?
Ответа не последовало.
– Мейбл! – повторил Майк на этот раз громче.
За дверью послышался сдавленный звук. Мейбл, несомненно, плакала. Потом донесся ее дрожащий голос:
– Уходи! Я не хочу разговаривать с тобой! Черт возьми! Эта идиотка вообразила, что произошло нечто серьезное. Ей только пятнадцать, и она думает, что разбирается в жизни. Бесполезно говорить ей, что сцена, свидетелем которой она невольно стала, всего лишь «поцелуй под веткой омелы». Как же быть? Венеция придет в ужас не столько от его неверности, сколько от того, что Мейбл все видела. Эта ее драгоценная дочка… При мысли о молодой девушке он заскрежетал зубами. У него всегда было предчувствие, что в один прекрасный день она станет на его пути. Рассуждая подобным образом, он не испытывал особых угрызений совести и стыда; его не волновало, что происшедшее может навсегда врезаться в память молодой девушки. Он переживал главным образом за себя, боясь, что тайное станет явным. Венеция может заподозрить невесть что. Со своей проклятой гордостью она вообще может оставить его, прихватив свое сокровище. Продолжая стоять у двери, ведущей в комнату Мейбл, он задавал себе множество вопросов, главным из которых был: а любил ли он свою жену, с которой прожил шесть месяцев, и хочет ли сохранить ее? Ответом было решительно «да». Несомненно, он любит ее, насколько это в его характере. Между ними нет ничего общего, но он все еще находит ее желанной.
Он предпринял отчаянные усилия, чтобы успокоить Мейбл.
– Послушай, киска, – начал Майк вкрадчиво, – не будь глупенькой и удели мне всего лишь одну минуту. Меня внизу ждут гости. Я спешу… открой, пожалуйста.
После продолжительного молчания из-за двери послышалось.
– Не открою. Уходи. Ты гадкий.
Лицо Майка потемнело. Он сунул руку за воротничок и рванул его, словно ему было душно. Разозлившись не на шутку, он хотел было высадить дверь и высказать Мейбл все, что думает о ней.
Но благоразумие взяло верх, и Майк решил действовать хитростью.
– Послушай, Мейбл, ты же не хочешь, чтобы твоей маме было плохо, признайся?
– Нет, не хочу, а вот ты хочешь, – последовал быстрый ответ.
– Не говори глупости! Это самое последнее дело… Я хочу тебе кое-что объяснить. Ты должна все понять и не огорчать маму.
Последний довод возымел действие, Мейбл повернула ключ в замке и распахнула дверь. Вечернее платье она не снимала, но косы расплела. На мокрое от слез лицо падали пряди светлых волос, делая ее похожей на совсем маленькую девочку. Сквозь слезы она, нахмурившись, глядела на отчима. От былой привязанности к нему не осталось и следа. То, что она увидела сегодня вечером, вновь вызвало у нее растерянность и смятение, которые преследовали ее с тех пор, как она в первый раз заметила Майка и Джикс в лесу.
– Я видела вас… – вырвалось у нее, – в лесу… до возвращения в школу. Обманывать… это противно, противно! Я все рассказала бабушке!
Майк, пораженный, уставился на нее. Сначала он даже не понял, о чем она говорит. Прошлым летом лес вблизи Бернт-Эш был тем местом, где они прятались с Джикс. Когда эта маленькая стерва могла их заметить? На его взгляд, общение с Джикс не было серьезным обвинением, хотя, конечно, частые встречи с ней, если посмотреть на это глазами Венеции, можно принять за измену. Он попытался отшутиться:
– Я не понимаю, к чему весь этот шум? И почему ты плачешь, дорогая? Можно подумать, что ты видела нечто ужасное.
– Так оно и есть, – мрачно сказала Мейбл. Голова Майка начала работать более ясно.
– Значит, ты рассказала об этом бабушке?
– Да.
С каким бы удовольствием он сейчас врезал ей! Не будь Мейбл, не было бы сейчас никаких проблем. Какого черта она протрепалась старухе?
Он облегченно перевел дух, когда Мейбл по собственной инициативе выдала важную информацию:
– Бабушка просила меня помалкивать, она сказала, что я ничего не должна говорить маме.
У Майка заблестели глаза. Хитрая старая кляча, подумал он. Впрочем очень благородно с ее стороны.
47 
