24 
Солнечные лучи уже разгоняли его, и в тот момент они достигли Ри, замок которого высился у самой дороги. Вильгельм наверняка просто проехал бы мимо, но подъемный мост был опущен и на нем обнаружился какой-то человек, полной грудью вдыхавший свежий утренний воздух. Он пристально наблюдал за окончательно выбившимися из сил лошадьми, явно проделавшими долгий путь; любопытство его вызывали и всадники, в столь ранний час ехавшие на взмыленных конях. Когда скакуны спотыкающейся рысью поравнялись с мостом, человек узнал всадника с непокрытой головой на вороном коне, ахнул и бросился вперед, чтобы остановить герцога.
– Сеньор! Сеньор! Стойте! – закричал он и, раскинув руки в стороны, встал у них на пути.
Герцог натянул поводья. Властитель Ри схватил Мале под уздцы и вскричал:
– Какое несчастье с вами приключилось, милорд? Как вышло, что вы путешествуете один и в таком виде?
Герцог, глядя на него прямо, спросил:
– Хуберт, я могу доверять вам?
– Да, клянусь Богом! Вы можете довериться мне, монсеньор. Говорите смело! Я – ваш верный слуга.
– Что ж, тогда вот мой ответ, – сказал Вильгельм. – Я спасаюсь бегством. Вы хотите остановить меня?
– Да, милорд, ровно настолько, насколько понадобится, чтобы вы подкрепились и пересели на свежего коня, – не раздумывая, ответил Хуберт. – Входите же и ничего не бойтесь! Если здесь вас догонят враги, я буду защищать замок до последнего солдата.
Они въехали по мосту во внутренний двор замка и соскользнули с седел наземь. Старый Хуберт де Ри громкими криками сзывал своих людей; двоих усталых мужчин он незамедлительно провел в главную залу, и вскоре вокруг уже суетились слуги. Один принес одежду герцогу, другой опустился перед ним на колени, застегивая поножи поверх его штанов, третий притащил таз с водой, дабы Вильгельм мог умыть лицо, четвертый стоял наготове с салфеткой, а последний держал в руках рог, доверху наполненный французским вином. Пока слуги одевали его, герцог, глядя поверх их голов, разговаривал с Хубертом, вкратце пересказывая ему события в Валони. В самый разгар его повествования в залу вошли трое молодых людей, долговязых и со строгим выражением на юных лицах; каждый опустился перед герцогом на колено, когда отец гордо перечислял их имена сеньору.
– Смотрите, это ваш господин и повелитель! – наставлял он сыновей. – Вы будете сопровождать его. Во что бы то ни стало, даже ценой собственной жизни, должны доставить его целым и невредимым в Фалез.
– Ручаемся головой, отец, – глубоким уверенным голосом ответил старший из сыновей и вложил свои руки в ладони герцога.
Наконец они выехали в Фалез, предоставив Хуберту сбить их преследователей со следа. А он проделал это настолько ловко, сохраняя простодушный и бесхитростный вид, что даже через час безумной скачки, голодная орава, прощаясь с ним, пребывала в твердой уверенности, что Хуберт остается их доброжелателем, и без возражений последовала по указанному им пути.
В Фалезе герцог задержался всего на одну ночь. Город являл собой дружественный оплот в самом сердце враждебной территории, новости доходили сюда достаточно быстро. Все земли к западу от Дивы охватило открытое восстание под предводительством Нееля де Сен-Совера и Ранульфа, виконта Бессена, а в Байе сын графа Раймонда Бургундского, Ги, был провозглашен истинным правителем Нормандии по праву наследования своей матери, Алисии, дочери герцога Ричарда II. Он даже успел огласить собственный манифест, в котором обвинял Вильгельма в низком рождении, а также неспособности управлять страной. Услышав об этом, Вильгельм лишь оскалился и тотчас же поехал в Руан в сопровождении личной охраны.
Столица встретила его с подобающей лояльностью. Герцога помпезно приветствовали его дядья, Гийом, граф Арк, и Можер, архиепископ Руана, выехавшие ему навстречу при полном параде во главе верных вассалов. Полной противоположностью этой роскошной кавалькаде выглядел молодой человек в простой тунике с развевающейся мантией за плечами, который резко осадил своего коня, отчего тот привстал на дыбы, и сдержанно ответил на приветствия полусотни мужчин. Остановился он во дворце епископа и в тот же вечер устроил военный совет со своими дядьями: Гийомом, обыкновенно недолюбливавшим его, но сейчас настроенным вполне лояльно, и Можером, вкрадчивым, скользким типом, который, сложив пальцы домиком, в задумчивом молчании любовался их белизной.
24 
