27 
Армия герцога выступила на запад, навстречу французским войскам, пройдя через Понт-Одеме на Риле и переправившись через Тук у Понт-л’Эвека. На всем протяжении к ним прибывали подкрепления, присланные местными баронами. Ежедневно лазутчики герцога докладывали ему о продвижении французского короля. Он пересек границу у Вернея во главе своей армии, двинувшись в Иемуа через Эшафур, а сейчас шел маршем на север через Ож, чтобы соединиться с герцогом у Вальмиеры, в лиге[13] к югу от Аржанса, а уже оттуда двинуться на мятежников, вставших лагерем на равнине Валь-э-Дюн.
Вильгельм перешел Меанс вброд у Беранже, к северу от Валь-э-Дюна. В его войске не нашлось бы барона, рядом с которым не развевалось бы его знамя. Стяги, рыцарские вымпелы и флажки трепетали на легком ветру, разливаясь разноцветным и бурным половодьем красок, во главе которого двигались золотые львы, реявшие над головой самого Вильгельма. Простой люд гурьбой вы́сыпал из Аржанса, дабы полюбоваться на проходящую мимо армию. С раскрытыми от изумления ртами простолюдины круглыми глазами смотрели на воинов, подталкивая друг друга локтями и перешептываясь:
– Вон он! Это и есть герцог, на вороном жеребце, Господи Иисусе! Да ведь он выглядит намного старше своих лет!
Из толпы до них долетел звонкий девичий голосок:
– Помогай вам Бог, монсеньор! Смерть врагам вашей милости!
Собравшиеся подхватили ее крик:
– Помогай Бог! Помогай Бог!
Но герцог даже не повернул головы и проехал мимо, глядя прямо перед собой.
На рассвете французы отслужили мессу в Вальмиере и двинулись дальше, к Валь-э-Дюну, где вдоль берега Меанса выстроилась в оборонительных порядках армия мятежников. У подножия холмов, окружавших Аржанс, войско герцога уже видело долину Валь-э-Дюн, ровную, как стол, на которой не росло ни деревца, ни кустика. К востоку голая, продуваемая всеми ветрами местность постепенно плавно понижалась.
– Славное место для драки, – заметил граф Роберт, ехавший впереди Вильгельма. – Неель выбрал хорошее местечко, клянусь честью!
Рауль, окинув взглядом серебристую полоску реки, подумал: «Уже совсем скоро во́ды ее окрасятся кровью и вниз по течению поплывут тела убитых. Кто из нас увидит завтрашний рассвет?»
Но было очевидно, что подобные мысли даже не приходили герцогу в голову. Он пришпорил своего жеребца, посылая его галопом, словно торопясь быстрее очутиться на поле брани. Версерей устремился за ним в погоню, и встречный ветер развернул полотнище, которое держал в руке Рауль, а золотые львы затрепетали на кроваво-красном поле.
Король Франции выехал из боевых порядков своей армии, дабы приветствовать герцога. Его сопровождал один из вельмож; поверх кольчуги Его Величество набросил на плечи алую мантию.
«Сегодня всюду главенствует красный, – подумал Рауль. – И, даст бог, окружающий мир покраснеет еще сильнее!»
Версерей, нервничая, бил копытом и грыз мундштук; ветер перебирал шелковые стяги, пригибая траву, отчего по ней пробегали сумрачные тени. Рауль посмотрел на армию мятежников, выстроившуюся в некотором отдалении. Над ней тоже реяли штандарты, а солнце сверкало и дробилось на остриях наконечников целого леса копий, отражаясь ослепительными солнечными зайчиками. Спокойная равнина, насколько хватало глаз, тянулась к горизонту, а меж пологих берегов струил свои воды Меанс, ласковым журчанием навевая дрему. И вдруг Рауль понял: ему хочется, чтобы эта тишина длилась вечно; мысленно он представил себе землю, взрытую копытами несущихся в атаку коней, и мертвых, истекающих кровью рыцарей, лежащих на берегах реки. Заглушая пение птиц, в ушах у него зазвучали крики, стоны и лязг стали. Тряхнув головой, юноша постарался отогнать от себя женские страхи. В конце концов, для чего еще рождаются на свет мужчины, как не для боя? Он вновь вперил взгляд в герцога, который сидел, уперев одну руку в бедро и склонив голову к королю.
А Генрих указывал на группу всадников, старательно державшихся на равном удалении от армии мятежников и войска герцога.
– Вы не знаете, случайно, кто эти люди, кузен? – осведомился он. – Они подъехали незадолго до вас, но приближаться не спешат. На чьей стороне они будут сражаться?
Вильгельм приставил ладонь козырьком ко лбу, защищая глаза от солнца, и стал вглядываться во флажок, трепещущий на ветру.
– Думаю, на моей, сир, – наконец ответил герцог. – Это герб Рауля Тессона, лорда Тюри-ан-Сингуэлица, а он не ссорился со мной, как и не имеет повода для гнева.
27 
