62 
Мятеж Бузака оказался лишь одним из многих. Теперь, когда события четырехлетней давности в Валь-э-Дюне забылись, Нормандия вновь начала поднимать голову. Герцогство еще не признало Вильгельма окончательно, и сам он прекрасно знал об этом. Его готова была поддержать бо́льшая часть вельмож; все сервы и бюргеры до единого боготворили Вильгельма, поскольку он вел себя с ними как суровый, но справедливый правитель; однако были и те, кто по-прежнему тосковал о временах уходящего в прошлое беззакония. Кое-где еще процветал разбой и грабеж, личные ссоры разрешались поджогами и убийствами, а наглые бароны торопились урвать все, что попадалось под руку, когда считали, что герцог повернулся к ним спиной. Он суровой рукой карал тех, кто нарушал его покой, но на второй год ссылки Эдгара мелкие беспорядки, напоминающие пузырьки пены в кипящем котле, случались постоянно. Это мог быть единичный набег на земли соседа или наглое убийство прямо за свадебным столом, бесчинства шайки грабителей, отчего территория на пятьдесят миль вокруг неожиданно становилась опасной для честных жителей. Однако убийства или грабежи являлись признаками беспорядков, умело и тайно разжигаемых человеком, затаившемся в своем замке д’Арк.
Примерно через год после событий в Лилле они узнали – эрл Годвин объединил усилия со своим сыном Гарольдом. Затем до них дошли известия о том, что король Эдуард соблаговолил восстановить в правах Годвина и обоих его сыновей, а Тостигу, который недавно сочетался браком с Юдифью, пожаловал оставшееся без владетеля графство Нортумбрия. Глаза Эдгара загорелись новым светом; даже превратившийся в нормандца Вульнот хвастал, что король Эдуард не осмелился восстать против своих родственников. Казалось, герцог Вильгельм не обратил особого внимания на эти события, но в уединении собственной спальни грохнул кулаком по столу и в отчаянии воскликнул:
– Кровь Христова, во всем свете не найдется большего ничтожества, чем Эдуард! – Взяв Рауля под руку, герцог тут же добавил: – Хотя я совершенно уверен – не нужно, чтобы кто-нибудь еще узнал об этих моих словах.
Но эрл Годвин недолго радовался своему вновь обретенному положению. Весной нового года стало известно о его кончине, если верить английским купцам, весьма странного характера. Говорили, что гнев Божий обрушился на эрла Годвина прямо за королевским столом. Годвин приказал своему сыну Гарольду подать ему вина на празднестве, устроенном в честь его примирения с Эдуардом. Подходя к нему с кубком в руках, Гарольд едва не упал, споткнувшись обо что-то. Выбросив вперед правую ногу, он сумел удержать равновесие, тогда как эрл, пребывая в отличном расположении духа, процитировал старинную поговорку: «Один брат помогает другому». На что король, настроенный далеко не столь благодушно, мрачно заметил: «Да, так бы ко мне на помощь пришел и мой брат Альфред, останься он жив, эрл Годвин».
Эрл уже наслушался более чем достаточно о смерти Альфреда. Обычно он не обращал особого внимания на упреки в свой адрес, но в тот раз выпил слишком много, и слова короля вызвали его негодование. Преломив ломоть белого хлеба, он гневно взглянул Эдуарду прямо в лицо и заявил: «О, король, если я имею какое-либо отношение к гибели Альфреда, то пусть этот кусочек хлеба застрянет у меня в глотке!» С такими словами он храбро сунул хлеб в рот, но тут с ним приключились конвульсии, наблюдать за которыми были жутко, и он рухнул на пол с пеной на губах и куском хлеба, застрявшим у него в горле. Часом позже Годвин скончался, а король Эдуард лишь покачал головой, словно говоря, что ничуть не удивлен.
Но все эти новости из Англии, даже растущая сила Гарольда, не могли надолго приковать к себе внимание герцога. Он был занят, укрощая своего необъезженного скакуна – Нормандию.
Вспыхнувшие волнения заставили Вильгельма отправиться в неспокойный Котантен; он вновь остановился в Валони, где его и настиг гонец на загнанной лошади, который, свалившись с седла, вручил ему запечатанный пакет.
Герцог как раз намеревался двинуться вместе с Сен-Совером дальше на запад. Он был уже в мантии, с оружием; оруженосец держал под уздцы его гарцующего коня; вокруг него собрались рыцари. Вильгельм вскрыл пакет кинжалом и развернул хрупкие листы тряпичной бумаги.
На двух страницах Фитц-Осберн описывал приключившееся несчастье. Не успел герцог переправиться через Вир, как пленник, затаившийся в Арке, нанес Нормандии подлый удар в спину. Он сумел заручиться расположением гарнизона, оставленного надзирать за ним, и вновь стал полновластным хозяином замка, стремительно опустошая окрестности Таллу.
62 
