Последние отзывы

  102  

Это была война. Я отмахивалась от нее, не проявляла к ней ни малейшего интереса, считала дурацким мужским развлечением, из которого никогда не выходит ничего хорошего, и только. Но на войне еще и погибают люди… близкие люди просто выходят на улицу и… не возвращаются домой.

Я вздрогнула. Барон смотрел на меня.

— Кейт, — слабым голосом произнес он.

— Как вы себя чувствуете?

— Странно. Очень странно…

— Это был снаряд. На вас упала стена.

— Я помню… Малыш?

— Невредим.

— Слава Богу.

— Спасибо также и вам.

Улыбка тронула его губы, и он опять закрыл глаза.

Я почувствовала, как на мои собственные глаза наворачиваются слезы. Он выздоровеет. Он и в самом деле неуязвим.

Было радостно сознавать, что он с нами. Одно присутствие этого человека, в котором сейчас едва теплилась жизнь, создавало ощущение безопасности и покоя.

В комнату заглянул Кендал. Я протянула руку, и он подбежал ко мне.

— Он спит?

Я кивнула.

— Он тяжело ранен?

— Видимо, да.

— Как ты думаешь, он захочет пойти со мной завтра в сад, чтобы поиграть со змеем?

— Только не завтра, — ответила я. — Но когда-нибудь… вполне возможно.

* * *

Все последующие дни были посвящены только барону.

Когда обстрелы прекратились, все вздохнули с облегчением, хотя наступившая тишина казалась лишь зловещим предгрозьем. Первые дни барон в основном спал. Врач прописал ему какое-то снотворное. Это был очень добросовестный молодой человек, искренне озабоченный возникшей ситуацией.

— Мы ожидали большой поток раненых, — говорил он, — но, видимо, неприятель понял, что от такой тактики мало проку. Немцы, конечно, могут продолжать обстреливать Париж, но он ведь очень большой, а жители, видя, как враг уничтожает их город, лишь сильнее ожесточаются и обретают решимость защищать его до последней капли крови. Эти пруссаки умеют воевать, и я думаю, что они попытаются, не расходуя снарядов, попросту заморить нас голодом.

— Мрачная перспектива.

— Безусловно. А этим Бонапартам придется за многое держать ответ.

Он был убежденным республиканцем. Меня политика совершенно не интересовала, но я была безмерно благодарна ему за помощь.

Жанна каждое утро отправлялась на поиски съестного, а когда она возвращалась, мы с радостным волнением распаковывали ее корзинку. В доме был изрядный запас муки, из которой можно было печь хлеб. Это позволило бы какое-то время продержаться, если бы закончились все остальные продукты.

Днем я обычно гуляла с Кендалом, а Жанна оставалась дома, чтобы в случае необходимости оказать помощь барону. Я никогда не уходила далеко и, конечно же, не спускала глаз с Кендала.

Объяснив ему, что случилось с Николь, я еще раз изумилась тому, как легко дети приспосабливаются к обстоятельствам. Похоже, он понял, что идет война, которую французы уже проиграли, вследствие чего все мы очутились в осажденном городе.

Полки магазинов были практически пусты, так как большинство продуктов раньше завозилось из окрестных деревень. Тогда мы часто слышали, как грохочут по мостовой подводы, направляясь на рынки и в магазины. Теперь никто не приезжал в Париж и никто не мог его покинуть.

Дни шли сплошной чередой, неотличимые друг от друга, зато тихие. Эта монотонность настораживала, потому что во время осады изменения наступают, как правило, без предупреждения.

К барону быстро возвращались силы. Его нога все еще была в плачевном состоянии, но более жизнеспособного человека трудно было бы себе представить, и он стремительно восстанавливался после ранения.

Он уже мог сидеть, для чего я подкладывала под его больную ногу подушки. А вскоре пришел черед палки, на которую барон опирался, ковыляя по комнате. Поначалу его изматывали даже самые короткие прогулки, и уже через несколько минут он обессиленный валился на кровать.

Странно было видеть этого человека лишенным столь привычной для него мощи.

— Вы похожи на Самсона, — говорила я ему, — у которого остригли локоны.

— Но ты же помнишь, — отвечал он, — что его волосы отросли вновь?

— Да. К вам тоже вернется былая сила.

— К чему она инвалиду?

— Все могло быть гораздо хуже.

— Но могло быть и лучше, — не без иронии заметил он.

— Вы намекаете на то, что если бы я не проявила ослиное упрямство и не отказалась покинуть Париж, как вы предлагали ранее, то сейчас с вами этого бы не произошло? И Николь была бы жива…

  102