Сердито раздувая ноздри, она с вызовом уставилась на Кевина, а в голове ее вспыхнуло: ну все, доболталась, сейчас он выставит меня из дома! И что мне тогда делать?
Эта мысль подействовала на Ширли как холодный душ. Остаться без крыши над головой не входило в ее планы. Нужно было во что бы то ни стало исправить впечатление от опрометчиво произнесенных слов, поэтому она улыбнулась, впрочем довольно нервно.
– Только не подумай, что я насмехаюсь над твоими травмами. И вообще, ты человек симпатичный, но не выходить же мне из-за этого за тебя замуж…
Произнеся эти слова, Ширли почувствовала себя увереннее. В конце концов, вины она за собой не чувствует. Виновата разве что в необдуманности высказываний.
– Симпатичный? – повторил Кевин с тонкой иронией.
– Э-э… ну да. Внешне, я имею в виду. Да и вообще… – Кажется, я снова заговорилась, промелькнуло в мозгу Ширли.
Давай-давай, задабривай меня, думал в эту минуту Кевин. Дьявол, а ведь в самом деле приятно!
Действительно, он не мог припомнить случая, чтобы какая-нибудь из подружек назвала его симпатичным. Даже Кристин, бывшая невеста, никогда не произносила этого слова.
Заметив странный блеск в карих глазах Кевина, Ширли почувствовала себя еще неуютнее. Ей бы сейчас заговорить о чем-то другом, но как на грех не находилось подходящей темы. А тут еще Кевин с едва заметной усмешкой разглядывает ее с головы до ног.
– А ты когда-нибудь собиралась за кого-нибудь замуж? – спросил он. Ему и правда вдруг стало интересно, чем и как жила эта девчонка до встречи с ним. Наверняка у нее кто-то был – с такой внешностью трудно остаться в одиночестве.
– Я? – удивилась Ширли.
– Конечно. Мужчины ведь быстро замечают таких красавиц, как ты. Признайся, сколько парней предлагало тебе руку и сердце?
Почему он назвал меня красавицей? – с беспокойством подумала Ширли. В насмешку? Да, наверное. Выходит, все-таки обиделся на меня.
– Нисколько. Мне было не до парней. Я рисовала и… рисовала.
– Это ты о чем? – произнес Кевин, удивленный тем, какое неожиданное направление принял разговор.
– О картинах. Пока училась, я столько всего нарисовала!
– Так ты художник, что ли?
Ширли скромно опустила ресницы.
– Да, только сама я пока себя так не называю. Ведь я только недавно окончила художественный колледж. – Которому задолжала за учебу, добавила она про себя.
– Хочешь сказать, будто была настолько занята, что не могла выкроить времени для свиданий? – усмехнулся Кевин.
– Это не совсем так… – начала было Ширли и вдруг замолчала. Собственно почему она должна рассказывать ему о своей личной жизни? Кто он, чтобы перед ним раскрываться? Очень скоро они разойдутся в разные стороны и забудут друг о друге. Он о ней, она о нем…
За исключением того памятного соприкосновения ладоней, когда Кевин помогал мне забраться в вертолет, неожиданно подумала Ширли.
Действительно, это необычное переживание было из разряда тех, о которых трудно забыть. Ни один из приятелей Ширли не порождал у нее ощущений, подобных тем, которые она испытала, когда Кевин взял ее руку.
– Да-да? – негромко обронил тот. – Я слушаю.
– Ничего. Неважно… Я не собираюсь рассказывать тебе о чем-то таком.
– Почему? – Голос Кевина звучал удивительно мягко.
– Не хочу и не буду.
– Ах вот как?! Ты такой принципиальный человек? – Кевин вновь скользнул взглядом по фигуре Ширли.
Она сделала вид, будто ничего не замечает.
– Просто не вижу смысла в подобных разговорах. Какая тебе разница, бегала я на свидания или нет.
– А вдруг разница есть! – Кевин сам удивился тому, что у него вырвалась эта фраза.
Ширли покачала головой.
– Нет. Все это чушь. Через месяц ты забудешь, как меня зовут.
– А ты? – Кевина словно подхватил какой-то поток. Свой голос он слышал будто со стороны – вроде говорил кто-то другой.
– Что я?
– Забудешь, как меня зовут?
Ширли замерла, вдруг отчетливо осознав, что не сможет забыть ни своего странного положения – в качестве живого залога за карточный долг, – ни крушения вертолета, из которого вышла, счастливо отделавшись лишь ушибами, ни самого Кевина.
Пожалуй, Кевина она не забыла бы ни при каких обстоятельствах, потому что подобных мужчин в ее жизни еще не было. И потом, он составлял такой поразительный контраст слабохарактерному, нервному, зависимому от своих страстей Энди!