На лестничной площадке была дверь, и Габриэль сказал мне, что она ведет в галерею менестрелей. Я надеялась, что он распахнет ее и я увижу, кто там прячется, потому что я была уверена, что кто-то наблюдал за нами оттуда, пока мы стояли в холле.
Лестница, по которой мы поднимались, была широкая и очень красивая, но при тусклом свете керосиновых ламп она казалась полной теней. У меня появилось чувство, что все члены этой семьи, в течение трехсот лет жившие в этом доме, взирают на меня с неодобрением — что это, мол, за девица, на которой единственный сын и наследник женился без одобрения старших!
— Мои комнаты, — сказал Габриэль, — на самом верху.
— А ты не хочешь перебраться в другие по случаю женитьбы? — спросила Рут.
— Нет. Если, конечно, Кэтрин не захочет.
— Я уверена, что мне понравятся твои комнаты, — сказала я.
— Во всяком случае, в доме есть из чего выбирать, если пожелаете, — сказала Рут.
Мы были на площадке третьего этажа, когда перед нами вдруг появился молодой человек. Это был высокий и стройный юноша, очень похожий на Рут. Его смеющиеся глаза сразу остановились на мне.
— Это Люк, мой племянник, — представил мне его Габриэль.
— Мой сын, — пробормотала Рут.
— Рада с вами познакомиться, — сказала я, протягивая ему руку.
Он взял ее и поклонился мне так низко, что прядь его длинных светлых волос упала ему на лицо.
— Взаимно, — ответил он, растягивая звуки.
Он был очень похож на мать, а значит, и на Габриэля. У него были те же изящные, аристократические черты, те же светлые волосы, та же ленивая грация движений.
— Как вам нравится наш дом? — спросил он меня.
— Она находится в нем меньше десяти минут и даже десятой его части не успела увидеть, а то, что видела, видела не при дневном свете, — сказала его мать.
— Завтра я поведу вас на экскурсию по дому, — пообещал он, и я поблагодарила его.
Он снова поклонился и отступил в сторону, давая нам пройти, после чего присоединился к процессии в качестве замыкающего и проводил нас до апартаментов Габриэля на четвертом этаже. Перед тем, как войти в комнаты, мы оказались в галерее, увешанной фамильными портретами в натуральную величину. Галерея освещалась лампами в абажурах из розового кварца. При этом свете фигуры на портретах казались живыми, и мне снова показалось, что все предки Габриэля наблюдают за мной.
— Ну вот мы и пришли, — сказал Габриэль, сжав мою руку. В этот момент Пятница напомнил о себе, слегка заскулив в своей корзинке. Я решила, что он почувствовал мое настроение, которое было далеко не радужным. Мне казалось, что, войдя в этот дом, я оказалась пленницей враждебно настроенных ко мне хозяев. Возможно, причина этого неприятного ощущения была в том, что я впервые вошла в дом в сумерках, — если бы мы приехали ярким солнечным утром, впечатление было бы совершенно другим. Кроме того, ситуация, в которой я оказалась, была действительно из ряда вон выходящей — мне предстояло стать хозяйкой этого огромного дома и при этом еще несколько часов назад никто из его обитателей даже не подозревал о моем существовании. Ничего удивительного в том, что они встретили меня настороженно.
Я постаралась стряхнуть с себя эта мрачное настроение и, повернувшись спиной к портретам, прошла вслед за Габриэлем в дверь, ведущую в длинный коридор. В конце его была дверь, которую Габриэль распахнул передо мной, пропуская меня вперед.
Я вскрикнула от удовольствия, потому что передо мной открылась очаровательная комната. Окна были закрыты тяжелыми красными шторами, в большом открытом камине пылал яркий огонь, а на каминной доске из резного белого мрамора горели свечи в красивых серебряных канделябрах. Я увидела большую кровать с пологом из того же материала, что и шторы на окнах, высокий комод и стулья, спинки и сиденья которых были обиты гобеленом в красных и золотистых тонах. На полу лежали ковры таких же цветов. Короче говоря, убранство комнаты производило впечатление тепла и уюта. На столе стояла большая ваза с красными розами.
Габриэль взглянул на них и, почему-то смутившись, сказал:
— Спасибо, Рут.
— Какая красивая комната! — сказала я.
Она кивнула.
— Жаль, что сейчас слишком темно, чтобы полюбоваться видом из окна, — сказала она.
— Через пару часов взойдет луна, и тогда Кэтрин все увидит.
Я почувствовала, как улетучиваются мои нелепые страхи.