Хоппи приготовила по просьбе Рэндала маленькую гостевую комнату, смежную с удобной ванной, и помогла Сорелле распаковать чемодан.
При первом взгляде на девочку она подумала, что наряд Сореллы совсем не подходит для холодной осенней погоды, которая уже установилась в Лондоне. Она полагала, что у девочки есть другие вещи, которые прибудут днем позже, так как представляли бы лишний вес для легкого самолета.
Но она ошибалась. Вещи Дарси Фореста прибыли, и Рэндал отправил их в благотворительную организацию, помогающую безработным и обедневшим актерам. Но в багаже не было вещей девочки, и Хоппи пришла к заключению, что содержимое одного маленького чемодана — это все, что есть у Сореллы.
Хоппи вынуждена была признать, что вычурные платья с оборками и кружевами никуда не годятся, а желтое пальто Сореллы, купленное, очевидно, на Рю-де-ла-Пэ — улице с дорогими магазинами, может принадлежать только юной кинозвезде или девочке, располагающей обширным и разнообразным гардеробом.
Наклонившись, Хоппи подобрала с полу испорченное платье и кружева, которые когда-то придавали ему очарование, делая похожим на кукольное.
— Полагаю, что есть человек, который занимается наследством твоего отца, — проговорила Хоппи. — Мы попросим мистера Грэя узнать, на что ты можешь рассчитывать, и тогда купишь себе все, что захочешь.
— Если вы думаете, что папа оставил какие-то деньги, — сказала Сорелла, — то вы сильно ошибаетесь. Когда мы вылетали из Канн, у него оставалось всего сто франков. Он сам мне сказал.
— Ты хочешь сказать, что это были все его деньги в франках?
— Нет, это были все его деньги в этом мире, — уточнила Сорелла. — А вы подумали, что мы богатые?
— Нет. То есть… ну, в общем, я сама не знаю, что я подумала.
Хоппи растерянно смотрела на платье, которое держала в руках. Оно, должно быть, стоило тысячи франков. Она перевела взгляд на украшенную кружевами и вышивкой одежду Сореллы. Платье было довольно экстравагантным, подобные можно было увидеть на манекенах в витринах магазинов. Обычный подросток отказался бы надеть его — настолько помпезно оно выглядело.
Сорелла встала с дивана.
— Вы не понимаете, — тихо сказала она и отошла к окну.
Хоппи отметила гибкость и грацию ее движений. Платье было слишком коротким — подол едва достигал колен, а белые носочки и черные босоножки из ремешков выглядели нелепо на девочке-подростке.
Да, Сорелле, несомненно, нужна была новая одежда. И Хоппи отлично понимала, что это будет очередная ее служебная обязанность.
— Я поговорю с Рэндалом о покупке для тебя новой одежды, — пообещала девочке Хоппи. — Я уверена, он согласится.
— Сегодня? Вы поговорите с ним сегодня? — спросила Сорелла, резко повернувшись к Хоппи.
— Если будет возможность, — с улыбкой пообещала Хоппи. — Он отправился сейчас на репетицию, а если они закончат пораньше, думаю, он пойдет ужинать кое с кем из друзей.
— Вероятнее всего, с Джейн, — заметила Сорелла.
— Разве ты не называешь ее мисс Крейк? — удивилась Хоппи.
— Она разрешила мне называть ее Джейн, — ответила Сорелла. — Но для меня это не имеет значения. Я могу называть ее как угодно, если уж на то пошло.
— Нет-нет, конечно, называй ее Джейн, если она согласилась, — поспешно произнесла Хоппи. — В театральном мире все зовут друг друга по именам, но мне казалось, что мисс Крейк — девушка другого круга. Хотя, конечно, называй ее так, как она велела.
Сорелла молчала, и Хоппи вопросительно посмотрела на девочку. Сорелла имела необычную привычку замолкать, когда этого меньше всего ожидали окружающие. От этого ее собеседнику становилось не по себе, а многие чувствовали себя смущенными.
— Вам очень нравится Джейн Крейк, да, Хоппи? — вдруг спросила Сорелла.
— Да, разумеется, — ответила Хоппи. — Она очень приятная.
— И вам не нравится Люсиль Лунд.
Хоппи вздрогнула от неожиданности.
— Что навело тебя на такую мысль?
— То, как меняется ваш голос, когда вы о ней говорите, и еще в глазах у вас появляется сердитое выражение.
— Я едва знаю мисс Лунд, — строго ответила Хоппи. — Она сделала себе имя, и я восхищаюсь ее актерским мастерством. Нравится она мне или нет как человек, не имеет никакого значения.
Губы Сореллы чуть искривились в полуулыбке, ясно говорившей Хоппи, что девочка не поверила ни одному сказанному слову. Мгновенно утратив интерес к разговору, Сорелла снова отвернулась к окну.