Последние слова Энди произнес с откровенной досадой, и Пэм мельком отметила про себя, что он говорит о Мейде скорее как о дочери, чем о будущей жене.
— Хм, выходит, ты считаешь, что женская свобода должна быть ограничена? — прищурилась она.
Энди поморщился.
— Да нет же! Я не против свободы, но смотря для кого и в каком количестве. Воспитание подразумевает некоторую строгость.
— Возможно. Но лишь в том случае, если кто-то нуждается в воспитании.
— Разумеется! — воскликнул Энди. — По-твоему, Мейду не нужно воспитывать?
Пэм вздохнула.
— Нужно.
— Ну наконец-то, — ворчливо обронил Энди. — Приятно осознавать, что ты со мной согласна, только зачем же ты втолковываешь Мейде, что мужчины якобы навязывают женщинам какие-то правила.
— Но это правда, — возразила Пэм. — Во всяком случае, пытаются навязывать.
— Хм... — Больше Энди ничего не сказал. Он молча сел на валун, наклонился и набрал пригоршню песка. Затем медленно высыпал на подставленную левую ладонь. Часть песка просыпалась сквозь пальцы, но что-то осталось. Этот песок Энди вновь высыпал на правую ладонь.
Пэм поймала себя на том, что не без интереса наблюдает за этими действиями. В темноте песок казался совсем белым. Глядя, как он течет на ладонь Энди, Пэм почувствовала, что ее обволакивает странное ощущение покоя и чего-то еще... правильности происходящего, что ли. Хотя песок, наверное, был тут ни при чем. Просто само место располагало к подобному душевному состоянию.
13
Словно прочтя мысли Пэм, Энди посмотрел на нее.
— Нравится тебе здесь?
Она машинально огляделась.
— Очень! Даже не думала, что в окрестностях Лос-Анджелеса еще сохранились такие места. Мне казалось, все давно застроено. Но то, что я вижу, просто сказка! — Она вновь устремила взгляд на песок, который Энди продолжал пересыпать из одной ладони в другую. — Еще в парке по дороге сюда меня охватило ощущение какого-то странного покоя. Ему невозможно не поддаться, оно будто проникает в поры тела...
— Потому-то я и выбрал этот участок под строительство виллы. Жить здесь гораздо приятнее, чем в городе. Например, когда я бываю у родителей, то всякий раз думаю, что уже не смог бы вести городской образ жизни. Один этот берег чего стоит... — Едва договорив, Энди вдруг воскликнул: — Берегись!
Но было поздно — невесть откуда взявшаяся волна окатила Пэм выше колен. Она, взвизгнув, подпрыгнула, а потом рассмеялась: как ни берегла платье, подол все равно намок.
— Давай руку, пока тебя не утащило в океан, — сказал Энди.
Подняв голову, Пэм обнаружила, что он уже рядом.
— Руки у меня мокрые.
— Ничего, я не боюсь.
Энди помог Пэм выйти на сухой песок, но руку сразу не отпустил, задержал в ладони.
— Знаешь, я хотел сказать... Словом, спасибо, что ты согласилась приехать сюда. И вообще... за то, что занимаешься Мейдой.
Сквозь влагу Пэм ощущала тепло его крепкой ладони, и это было невыразимо приятно. В то же время она понимала, что следует что-то сказать в ответ, но не смогла — дыхание перехватило.
В конце концов в ее мозгу промелькнуло, что своей медлительностью она сама загоняет себя в ловушку. Лишь после этого ей удалось собрать силы для того, чтобы высвободить пальцы из ладони Энди.
— Кроме Мейды у меня есть и другие студенты актерских курсов. В конце концов, это моя работа.
Энди вздохнул.
— Ты попросту могла отказаться переезжать, и я вновь остался бы с Мейдой один на один. — Он вдруг улыбнулся. — Видишь, я не из тех, кто навязывает женщинам правила. Согласись, это делают не все мужчины и не всегда.
Пэм на миг задумалась.
— Да, наверное. Лишь те, что придерживаются патриархальных взглядов. Но сути это не меняет.
— Меняет, — тихо возразил Энди. — Иначе у тебя вообще не было бы возможности выбора.
Пэм слегка растерялась. О чем они говорят? При чем здесь она? Разве речь шла не о Мейде? Когда это Энди успел изменить тему?
— Считается, что выбор есть всегда, — пробормотала она, чтобы не молчать. — И что все зависит от человека.
— Все ли? — мрачно обронил Энди, явно думая о чем-то своем.
Пэм внимательно посмотрела на него. Как бы ей хотелось прикоснуться к нему, погладить по щеке, успокоить, внести мир в его сердце...
Вместо этого она сбивчиво произнесла:
— Теоретически, если человеку совсем невмоготу, он может уйти в себя, отгородиться от всего, жить лишь тем, что существует в его внутреннем мире.