— В таком случае мне будет очень интересно посмотреть на Сит, хотя я и буду чувствовать себя не в своей тарелке среди королевского великолепия.
Вдруг она воскликнула:
— Боже мой! В чем же мне ехать, у меня нет ни одного нарядного платья!
— Ты и так прекрасно выглядишь, — заметил Перегрин, — я же тебе уже сказал, что никто не станет обращать на тебя внимания… Однако подкраситься бы тебе не мешало, например, покрасить губы.
Неома посмотрела на него широко открытыми глазами и спросила:
— Я должна это сделать, потому что артистки гримируются и пользуются косметикой?
— Все представительницы высшего света пользуются косметикой, — заметил Перегрин, — надеюсь, хотя бы это тебе известно?
— Я никогда не задумывалась об этом. Когда мы жили в поместье, мне не надо было ничего делать со своим лицом. А здесь, в Лондоне, я не вижу никого, кроме тебя и Чарльза.
— Мы купим что-нибудь подходящее для тебя, — ласково заметил Перегрин. — А ты, может быть, найдешь что-нибудь в вещах мамы? Я знаю, что она иногда пользовалась пудрой.
Для Перегрина было неудивительно слышать все это от Неомы: она всегда витала в облаках и не имела понятия о моде, ее не волновало, как она выглядит. Он не учитывал тот факт, что с момента гибели их родителей в дорожном происшествии Неома все время жила в поместье и общалась только с ним. Когда он привез ее в Лондон, стало ясно: чтобы хорошо одеваться и появляться в обществе, для них обоих денег не хватит. Кроме того, он не смог бы попросить кого-либо быть компаньонкой его сестры. Перегрин не был законченным эгоистом, поэтому решил, что, как только он попадет в высший свет, тотчас найдет друзей и для Неомы. Однако в Челси она жили уже три месяца, а «закрепиться»в обществе пока лишь удалось одному Перегрину. Он надеялся, что новые друзья скоро начнут приглашать его в гости. Время же для представления Неомы в обществе еще не пришло, хотя девушка была привлекательна.
Глядя на нее сейчас, как будто видел ее впервые, он отметил про себя, что она действительно привлекательна, очень привлекательна. Он вспомнил, как месяц назад Чарльз сказал: «Знаешь, Перегрин, Неома день ото дня становится все очаровательней. Вот увидишь, она будет настоящей красавицей!»
Тогда Перегрин даже засмеялся, эта мысль показалась ему невозможной. Теперь же он подумал, что Чарльз был прав. В Лондоне Перегрин видел много привлекательных женщин, и сейчас он понял, что если Неому одеть соответствующим образом, сделать ей модную прическу, то она могла бы посостязаться с самыми изысканными модницами.
— Вот что я скажу тебе, Неома, — произнес Перегрин, — я дам тебе две гинеи, чтобы ты как-то смогла принарядиться и выглядела бы соответственно предстоящему приему у маркиза.
— Я постараюсь не подвести тебя, — заверила Неома, — вот увидишь, тебе не будет за меня стыдно. Взяв две гинеи, она сказала:
— Я знаю, что ты с трудом выделяешь мне эти деньги, поэтому я постараюсь потратить как можно меньше. Куплю новые ленты, чтобы как-то обновить свои платья, и губную помаду. Возможно, среди маминых вещей что-нибудь найдется, хотя я привезла с собой в Лондон только некоторые из них.
— Ты же понимаешь, что мы не можем себе позволить нанять экипаж и отправиться за мамиными вещами в поместье, — заметил Перегрин.
Неома утвердительно кивнула головой.
— Если бы мы только могли! Как бы прекрасно было опять увидеть сад, правда, сирень уже отцвела. На деревьях и кустах гнездятся птички, а дикий олень, наверное, скучает без меня.
— Да, если бы мы оказались дома, то увидели бы, что там все без перемен, — быстро проговорил Перегрин. — А теперь, Неома, прошу тебя сосредоточиться на том, что нам предстоит сделать послезавтра.
— Неужели мы действительно поедем на Дерби?
— Собственно, маркиз устраивает прием по случаю этих скачек. Сит находится в десяти милях от Лондона и всего в пяти — от Эпсом-Даунс.
— Я всегда хотела побывать на Дерби, — сказала Неома, — так ты говоришь, что маркиз рассчитывает выиграть на скачках?
— Его лошадь по кличке Алмаз является фаворитом. Как известно, маркизу всегда во всем везет, поэтому и на сей раз он наверняка выиграет.
— Мне не нравится, что в твоем голосе звучат нотки зависти, — заметила Неома, — ты не забыл, что мы с тобой решили никогда никому не завидовать? Это страшное чувство, словно яд, отравляет душу человека.
Перегрин обнял Неому: