Вот и все. Прежде чем уйти, она тихо положила это письмо на коврик перед дверью маминой спальни, чтобы няня, когда подойдет к дверям с утренним чаем, заметила его и отнесла матери в постель.
Сборы длились недолго. Мона решила взять с собой лишь немногое, самое необходимое, да еще красный сафьяновый футляр с драгоценностями. Насчет их она тоже приняла решение в бессонные ночные часы.
Когда дедовские часы в гостиной пробили шесть, она на цыпочках спустилась вниз и выскользнула из дома. Мрак и холод окружили ее, и Мона ощутила острое желание вернуться.
«Я сошла с ума! — думала она. — Ради чего все это?»
И вдруг услышала в собственном сердце ответ: «Ради чести».
Да, так и есть! Честь — добродетель, забытая ею в прошлом, — теперь вернулась к ней и властно требовала жертвоприношения.
Поезд подъехал к станции, и Мона поспешила подхватить чемодан. Подойдя к дверям вагона, в свете, падающем из открытой двери, она узнала вторую путешественницу из Литтл-Коббла: это была Стелла Ферлейс.
— Доброе утро, леди Карсдейл!
— Доброе утро, — коротко и довольно сухо ответила Мона.
Они вошли в ближайший вагон. Пассажиров здесь не было; Мона и Стелла сели лицом друг к другу.
— Не так уж часто кто-то из деревни едет на этом поезде, — заметила Стелла, видимо желая начать беседу.
— А вы часто на нем ездите? — спросила Мона.
— Всякий раз, когда еду в Лондон, — ответила Стелла. — Заканчиваю там все дела до обеда, а после обеда возвращаюсь.
— Да, очень удобно, — равнодушно ответила Мона и, раскрыв чемодан, достала оттуда книгу.
Читать ей не хотелось, но не хотелось и разговаривать. Она хотела побыть наедине со своими мыслями: снова и снова перебирать в уме все «за» и «против», спрашивать себя, верно ли она поступает или собственными руками уничтожает для себя последнюю возможность счастья.
Но Стелла болтала, не закрывая рта. Она была в форме Земледельческой дружины — потому что едет в Министерство сельского хозяйства, объяснила она Моне, — в мешковатом пальто и измятой шляпке, сильно ее портивших. Однако нетрудно было заметить, что в нормальной одежде эта девушка будет очень привлекательна.
Она сияла свежестью и здоровьем; рядом с этим юным существом Мона вдруг ощутила себя усталой и старой.
«Интересно, — думалось ей, — если я не вернусь… Майкл женится на Стелле?»
Мысль, зароненная Джарвисом Леккером, не оставляла ее, ей снова вспомнилось, как хорошо смотрелись вместе Майкл и Стелла на празднике.
«Идеальная жена для Майкла!» — ожесточенно подумала она, хоть и сама понимала, что это не так.
Секрет идеального брака не в схожести супругов по внешности или по типу, а, напротив, в противоположности их характеров.
Они с Майклом совершенно противоположны друг другу, и, может быть, поэтому любовь способна дать им такое счастье: вместе они составят целое, каждый найдет в другом то, чего недостает ему самому.
Майкл! При мысли о нем сердце ее заныло. В первый раз она поняла, как будет скучать по нему.
Как много он начал значить для нее всего за несколько дней! Впрочем, Мона чувствовала: время здесь ни при чем. Ее любовь не возрастала ни день ото дня, ни даже час от часу, — она всегда жила где-то глубоко в душе, так что теперь, признавшись Майклу в любви, она просто вывела на свет свои истинные чувства.
Майкл! Само его имя трогало в ней какие-то невидимые струны… Но тут она вспомнила о Стелле и заставила себя прислушаться к ее болтовне.
— …если бы вы мне подсказали, — говорила Стелла, — где купить платье получше, я была бы так вам признательна! Знаю, одета я просто ужасно — ведь у меня никогда не было денег на наряды. Но я долго копила, надеюсь, хотя бы на одно платье хватит. Только оно должно быть действительно хорошим — и по материалу, и по покрою!
— Я вам дам адреса двух-трех магазинов, — ответила Мона.
И она продиктовала названия магазинов и адреса, думая при этом:
«Что это ей вдруг понадобилось наряжаться? Ради Майкла? Может быть, она уже в него влюблена?»
Это было бы неудивительно: ведь Стелла живет в Коббл-Парке, видит Майкла каждый день и подолгу с ним общается.
Он очень привлекателен — Моне это отлично известно, — а для деревенской девушки из Девоншира, где она, наверное, и приличных молодых людей-то не видела, должен быть просто неотразим.
Даже гордость не смогла удержать Мону от вопроса: