37 
– Это твоя причина, Ролло, а не моя. Я нахожусь здесь потому, что я люблю своего брата. Но знаешь что? Я осталась бы, даже если бы ты не шантажировал меня, потому что я знаю, как важна для тебя эта сделка. Возможно, если бы тебя заботило что-то, кроме твоего бизнеса и здания, принадлежащего Данмору, ты смог бы это понять. Возможно, в этом случае тебе не пришлось бы посредством шантажа заставлять незнакомую женщину изображать твою возлюбленную. Все это было бы возможно, будь ты на самом деле таким человеком, каким притворяешься!
Его лицо по-прежнему ничего не выражало, но она чувствовала, что его самообладание висит на волоске.
– Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о том, что для меня важно.
Услышав в его голосе нотки предостережения, она обрадовалась. Ведь они означали, что ей удалось задеть его за живое.
– Почему? Потому что я всего лишь женщина, возвращающая долг? Ты ошибаешься, Ролло. Я знаю, что для тебя важно. Для тебя важна честность. Только ты не хочешь быть со мной откровенным, сказать мне, чем я так тебя расстроила.
За этим последовало долгое напряженное молчание.
– Ты сказала правду? Ты не солгала, когда сказала, что помогла бы мне, даже если бы я тебя не шантажировал?
Дэйзи часто заморгала. Она не собиралась ему этого говорить – слова сами вырвались наружу. Услышав их от Ролло, она почувствовала себя уязвимой, но она не собиралась ему лгать.
– Я сказала тебе правду, но, полагаю, эта правда важна для тебя не больше, чем я.
– Ты для меня важна.
– Ну да, конечно, – холодно произнесла она. – Без меня ты не сможешь получить здание Данмора.
– Нет. Ты для меня важна вовсе не поэтому. – Он сделал паузу, чтобы собраться с духом. – Вчера я сказал тебе правду. Ты занимаешь все мои мысли и… – Его плечи дернулись. – Ты права. Я действительно расстроен.
– Потому что я сказала, что мне не нравится лгать Данмору?
– Да… нет. – Его губы дернулись, пальцы вцепились в полотенце. – Мне просто показалось, что тебя волнуют Джеймс и Дэвид и их чувства, а не я.
– Это неправда. – Она судорожно вздохнула: – Ты для меня важен, но ты не хочешь быть для меня важным.
В течение нескольких секунд Ролло молча смотрел на нее.
– Ты хороший человек, – сказал он затем.
– Дело не в этом. Ради любви легко делать правильные вещи.
– Любви? – нахмурился он.
Ее щеки загорелись.
– Я имела в виду мою любовь к Дэвиду. – Отвернувшись, она закусила губу: – Ради него я сделала бы все. Точнее, ради любого из членов моей семьи. Она для меня важнее всего.
«Впрочем, он вряд ли когда-нибудь меня поймет», – устало подумала она. Судя по тому, что он не говорит о своем детстве и бесцеремонно использует в своих целях ее чувства к Дэвиду, семья ничего для него не значит.
Но когда она снова посмотрела на его лицо, ее сердце учащенно забилось. Она ожидала увидеть на нем непонимание, безразличие или гнев, но сейчас оно выражало лишь душевную боль.
Внезапно ей все стало ясно.
– Для тебя семья тоже важна.
Его голова дернулась, глаза широко распахнулись, как у животного, напуганного светом фар.
– Ты ведь поэтому так хочешь получить то здание, правда? – тихо спросила она.
Ролло уставился невидящим взором вдаль, затем молча кивнул. Дэйзи почувствовала, что он собирается с мыслями, поэтому, затаив дыхание, стала ждать, когда он ей все объяснит.
– Я в нем жил много лет назад, – признался он наконец.
– С родителями?
Он снова кивнул:
– Мой отец не был практичным человеком, но у него было много идей. К тому же он был способен на сильные чувства. С моей матерью он познакомился, когда работал садовником в загородном клубе, где она отдыхала вместе со своими родителями. Он сразу понял, что она та единственная женщина, которую он ждал всю жизнь. Тогда он срезал все розы в саду, подарил их ей и предложил стать его женой. – Ролло напряженно улыбнулся: – Его уволили, но ему было все равно, потому что она ответила «да».
Дэйзи кивнула:
– Это так романтично. Должно быть, они были очень счастливы вместе.
– Отец был счастлив. Мать не очень. После свадьбы они переехали в город. Отец зарабатывал мало и потратил все деньги из трастового фонда матери на воплощение в жизнь своих идей, которые проваливались одна за другой. Мать раздражала постоянная нехватка денег. Отец все время просил ее немного потерпеть, обещал, что скоро все изменится к лучшему, и такая жизнь ей претила. Но когда мне было десять лет, а моей сестре Розамунд четыре года, отец устроился на очень хорошую работу.
37 
