– Я и не сознавала, что так поздно. Нужно поесть и бежать.
– Ты останешься.
Она повернулась к нему.
– Я?
– Здесь безопасно. Я включил сигнализацию и поменял код. Люк останется у Джули. На всякий случай.
– Теперь это так называют в светском обществе?
– Совершенно верно.
Аш чуть улыбнулся.
– Он сказал, что займет твою обычную комнату.
– И это оставляет меня без кровати. Или здесь – с кроватью, но без багажа.
– Я послал за ним.
– Ты… послал за ним…
– Это недалеко. Рассыльный будет через несколько минут.
– Опять ты все устраиваешь.
Она оттолкнулась от подоконника и пошла через комнату.
– Ты куда?
Лайла на ходу взмахнула рукой.
– Вино. Сейчас принесу.
– Заодно налей и мне.
Он улыбнулся про себя. Нужно признать, она просто завораживала его. Столько участия, всяких познаний, такая наблюдательность. И спина, которая может застывать, как стальной стержень.
Сейчас он ясно представил себе, как она уходила от отца. С огнем в глазах и стальной спиной.
Когда она вернулась с двумя бокалами, огонь едва тлел.
– Думаю, нам нужно выяснить…
– Это либо еда, либо вещи, – перебил он ее, когда зазвонил звонок. – Постарайся не забыть свою мысль.
Оказалось, что это привезли вещи и вкатили в комнату. Рассыльный ушел, сунув в карман банкноту неизвестного достоинства, которую дал ему Аш.
– Я сама могу заплатить.
– Когда отдаешь распоряжения, тогда и платишь. Нет проблем.
Он не возражал против огня или тлеющих углей, но немного устал от конфронтаций и поэтому попробовал иного подхода.
– День был кошмарным, Лайла, и я легче вздохну, зная, что ты здесь и в безопасности. Ты могла бы остановиться в отеле. Но не остановилась.
– Не остановилась. Но…
– Ты пришла прямо ко мне, потому что хотела помочь. Позволь мне помочь тебе сейчас. Останешься сегодня здесь, а утром я отвезу тебя на новую работу. Или днем. Когда захочешь.
Она подумала, что он попрощался с братом, и белые бабочки улетели. Он потерял дядю в жуткой трагедии. Да еще она поссорилась с его отцом.
Если сложить все это… он заслужил отдых.
– Я ценю помощь. Но лучше сначала спросить меня.
– Где-то это я уже слышал.
– В общем, это правда. Но мне нужно переодеться, пока я не запачкала платье едой. Мне кажется, я носила его целую неделю.
– Тогда отвезем это наверх.
Он покатил чемоданы к лифту.
– Можешь занять любую комнату. Спать со мной необязательно. Я этого не требую.
– Прекрасно. Не люблю требований.
Она подождала, пока он открыл решетку лифта.
– Но если выбор зависит от меня, это прекрасно.
Он повернулся к ней.
– Определенно зависит.
Он притянул ее к себе.
Она утонула в поцелуе: немного яростном и очень властном.
Они уже были на полпути к лифту, когда в ушах зазвенело.
– Черт побери. Цыпленок с пармезаном, – пробормотал он ей в губы. – Быстрая доставка.
– О! Полагаю, нужно его впустить.
– Минуту!
Он подошел к двери, проверил, кто за ней стоит, и впустил коротышку в бейсболке.
– Привет, мистер Арчер. Как поживаете?
– Неплохо, Тони.
– Привез двух цыплят с пармезаном, два салата и ваши любимые хлебные палочки. Все записано на ваш счет, как вы просили.
Аш обменял очередную купюру на большой бумажный пакет.
– Спасибо. Доброго вам вечера, мистер Арчер.
– Спасибо.
Аш закрыл дверь и запер, не отрывая глаз от Лайлы.
– Он у меня определенно будет.
Лайла улыбнулась.
– А цыпленок прекрасно подогреется в микроволновке. Позже.
– Мы это проверим.
Он поставил пакет на стол и последовал в лифт за ее манящим пальцем и улыбкой.
14
Он рывком закрыл решетку лифта, стукнул ладонью по кнопке и, пока лифт, скрипя, поднимался на третий этаж, прижался спиной к боковой стенке. Его руки скользнули от бедер, талии, ребер к грудям, зажигая крохотные костры на своем пути, пока он не сжал ее лицо.
И завладел губами.
Он хотел ее, может быть, с самого начала. Когда сидел напротив нее в маленьком кафе. Когда был убит шоком и скорбью и она потянулась к нему.
Он хотел ее, когда она заставляла его улыбаться даже в пучине скорби. Когда стояла в его мастерской, на свету, позируя для него, смущенная и взволнованная.
Она предложила ему утешение. Дала ответы и зажгла в нем что-то. То, что помогло сгладить острые углы этой скорби.
Но сейчас, когда пол медленно поднимался под ними, он понял, что не сознавал глубины своего желания.