Наконец она вздохнула и неохотно призналась:
– Такого никогда не бывает. Если на меня глазеют, то потому, что я нарядилась в нечто ужасное или просидела еще один бал, не станцевав ни одного танца. Иногда на меня смотрят с жалостью – когда мой брат натворил нечто особенно безобразное. А в последнее время на меня поглядывают, ожидая увидеть, что моя тетя заразила меня своим возмутительным и скандальным поведением.
Тристан сжал зубы.
– Быть замеченной в моем обществе – это нечто скандальное и возмутительное.
Вот именно. Весь Лондон был бы в шоке. Абигайль бы встревожилась. Пенелопа пришла бы в восторг. Эванджелина, вероятно, гордилась бы Джоан. Но ее мать… мать пришла бы в ужас. Леди Беннет не только не доверяла Тристану Берку она заставила Джоан твердо пообещать, что не будет с ним видеться. И то, что дочь каталась с ним на воздушном шаре, определенно можно считать нарушением этого обещания, даже если Джоан в свое оправдание придумает какую-нибудь историю о разбойниках с большой дороги и похищении под дулом пистолета.
Стараясь уклониться от прямого ответа, она сказала:
– Признайтесь, вы немало потрудились, чтобы сложилось такое впечатление.
– Я потрудился? – Он покачнулся на пятках. – Вы переоцениваете мои способности.
Джоан напомнила:
– Вы открываете дверь полуголый, вы заключаете пари обо всем на свете, вы занимаетесь сексом на публике…
Тристан тут же ее перебил:
– На публике – никогда!
– Ну почти что занимаетесь.
Он пожал плечами:
– По мнению леди Эллиот, этого «почти» было недостаточно. Ведь она сама сняла с себя панталоны и бросила их в меня.
Джоан покраснела.
– Не могу поверить, что вы не стесняетесь говорить такое. Это неприлично.
– Вы сами подняли эту тему, – возразил Тристан, нисколько не раскаиваясь.
– Вы действительно не умеете разговаривать с леди? – воскликнула Джоан.
Едва она произнесла эти слова, как сразу поняла, что так оно и есть. Это во многом объясняет, почему столкновения с Тристаном Берком приводили ее в такую ярость. Он не следовал общепринятым правилам поведения джентльмена или ведения беседы. Для него никакая тема не была запретной. Более того, казалось, он получал удовольствие, когда ему удавалось ее шокировать или привести в замешательство. Надо же, сказать ей, что женщины ради него снимают свои панталоны?! Как будто она хотела представить, как леди Эллиот предлагает ему себя, лежа на кушетке! Несколько недель назад Джоан подумала, что это особенно интересный повод для сплетен, но сейчас, когда она припомнила ту сцену, у нее сразу испортилось настроение. Испортилось даже сильнее, чем когда Абигайль предположила, что под именем лорда Эверарда из «Пятидесяти способов согрешить» мог скрываться Тристан. Жаль, что Эванджелина сказала, что Тристан может сделать какую-нибудь не очень добродетельную женщину счастливой. Это было неправильно. И неправильно, что это прозвучало так невероятно захватывающе. Ну почему он не может быть хоть чуточку благопристойнее и избавить ее от ужаснейших мыслей?! Почему бы ему не захотеть осчастливить более или менее добродетельную женщину?
Джоан должна была попытаться думать так же, как ее мать. А самое главное, не задаваться вопросом, что сделал бы Тристан Берк, если бы некая леди – такая, как она сама, – стала бы его искушать выиграть это чертово пари прямо здесь и сейчас?
Он посмотрел на Джоан из-под полуопущенных век и одарил ее улыбкой, той самой, которая почти обжигала неприличным предложением, казалось, таившимся в ней.
– Я? Не умею? Мне кажется, я способен достаточно внятно выразить свои намерения.
«Думай о матери! Что сказала бы мать?» Джоан в отчаянии глубоко вздохнула.
– Именно это я и имею в виду. Вы одобрительно отзываетесь о распущенных женщинах, которые перед вами задирают юбки. Вы разговариваете с известными сплетниками, потому что вам доставляет удовольствие, когда они разносят о вас какие-то безумные слухи, хотя вы знаете, что это неправда. Но остальных представительниц женского пола вы избегаете, потому что не имеете ни малейшего понятия, как быть искренне вежливым, обаятельным или деликатным. Вы, лорд Берк, как ребенок, получаете удовольствие, шокируя людей или вызывая у них возмущение.
По его виду было не похоже, что он почувствовал себя виноватым или хотя бы смутился. Более того, ее резкий упрек, казалось, его позабавил, улыбка на лице стала еще шире.