104 
— Итак, — он старается казаться невозмутимым, но я-то вижу, как он взволнован, и есть отчего, — что тебя так напугало?
— Не могу объяснить, — печально качаю головой я.
Сэди нигде не видно.
— А старый добрый «Старбакс» не поможет? Как думаешь?
— «Старбакс»? — Я перестаю озираться и смотрю на встревоженного Эда.
— Ты не представляешь, как мне жаль. Все было просто замечательно, но…
— Но… все не так, как ты рассчитывала?
— Дело не в этом! — прячу я лицо в ладонях. — Все… так запуталось. Мне нужно разобраться.
Как бы мне хотелось, чтоб он меня понял. Хотя бы попытался. И не считал обманщицей.
— Хорошо. Жизнь порой довольно сложная штука. — Он медлит, потом легонько дотрагивается до моей руки: — Думаю, нам пора прощаться. День был замечательный. Прогулка удалась на славу. И все благодаря тебе.
Он снова вернулся к обычному подчеркнуто вежливому стилю общения. Просто встретились два случайных знакомых. Что ж, на его месте я бы тоже защищалась и побыстрее спряталась в привычную скорлупу.
— Ты же не откажешься встретиться со мной еще раз? — Голос у меня предательски дрожит. — Когда все немного… уляжется.
— Не откажусь. А сейчас я вызову для тебя такси.
— Я лучше прогуляюсь и соберусь с мыслями. — Я жалко улыбаюсь. — Спасибо. За все.
Эд салютует на прощанье и растворяется в толпе. Как он мне нравится. Гораздо сильнее, чем я думала. Но я его обидела. Да и мне самой паршиво. Как и Сэди. Что же это такое.
— Так вот чем ты занимаешься у меня за спиной? — Я подпрыгиваю от неожиданности. Она что, продолжает меня выслеживать? — Ты лживая змея. Лицемерка. Я пришла проверить, как тут у вас с Джошем. С Джошем!
Сэди носится вокруг разъяренной фурией.
— Прости меня, — говорю я тихо, — мне пришлось тебя обмануть. Не могла же я признаться, что мы с Джошем расстались. Но я не лицемерка! И не собиралась целоваться с Эдом. Все вышло само собой. Просто так получилось.
— Плевать мне на твои извинения! Держись от него подальше.
— Сэди, мне правда неловко…
— Это я его нашла! И танцевала с ним! Он мой! Мой! Мой!
Она в таком бешенстве и настолько уверена в своей правоте, что мои слова от нее просто отскакивают. Конечно, я виновата, но нельзя же так.
— Что значит он твой? — ору я. — Ты мертва! Даже если не хочешь этого признавать! Мертва! И он даже не подозревает о твоем существовании!
— Все он знает! — Она чуть не утыкается в меня носом. — И слышит меня!
— Но не видит! Ты привидение! Привидение! И кому бы рассуждать про самообман. Призываешь смотреть правде в глаза, велишь жить дальше. Может, сама этим займешься?
Мои слова двусмысленны и обидны, но я просто не могу удержаться. Я словно отвесила ей пощечину.
— Сэди, я не… — Сама толком не знаю, что хочу сказать.
— Ты права. — Сэди выглядит смертельно измученной. Голос у нее безжизненный. — Это правда. Я мертва.
— Я не это… Просто… Ладно, даже если так. Но…
— Я мертва. Все кончено. Я не нужна тебе. Я не нужна ему.
Она идет к мосту Ватерлоо. Гонимая чувством вины, я мчусь за ней по ступенькам. Она уже на середине моста, и я бегу изо всех сил. Тоненькая хрупкая фигурка на сером фоне неподвижно замерла, уставившись на собор Святого Павла.
— Сэди, не покидай меня! — Ветер относит мои слова. — Вернись! Я сморозила глупость, потому что злилась на тебя…
— Я такая же дура, как ты, — отвечает она, не поворачивая головы. — Надеялась повеселиться напоследок. Завести друзей. Что-то поменять в жизни.
— И тебе это удалось! Пойдем домой, включим музыку, потанцуем…
— Не нужна мне твоя забота. — Ее бьет крупная дрожь. — Знаю, что ты на самом деле думаешь. На бессмысленную старуху тебе наплевать, так же, как всем остальным…
— Прекрати нести этот бред…
— Слышала я ваши разговоры на похоронах! — обрывает меня Сэди, и я холодею от ужаса. — Всю вашу семейку слышала. Старались побыстрее смыться. Никто меня не оплакивал. Я была для вас пустым местом.
Похороны стыдно вспоминать. Какие же мы все черствые и бездушные.
— Твоя кузина точно сформулировала. Ничего я в жизни не достигла, не оставила следа, не стала знаменитостью. И зачем я только вообще жила! — Она язвительно смеется.
— Сэди, прошу тебя.
— У меня не сложилась личная жизнь, — продолжает она, — и карьера тоже. Я не родила детей, ничего не достигла, не совершила никаких открытий. Единственный мужчина, которого я любила, забыл меня. — Голос ее дрожит. — Я прожила сто пять лет, но обо мне никто не вспомнит. Никто. И ничего тут не попишешь.
104 
