Ник задумался.
— Ладно. Раз уж мы говорили о снеге, я прочту стихотворение, которое называется «Белый снег».
Прочистив горло, он забавно выпрямился, словно ученик начальной школы.
— Итак, слушайте: «Пушистый белый снег падает на землю, окутывая ее, словно пеленой. Накрывая, словно покрывалом, еще не смятым страстными любовниками».
Рейчел судорожно сглотнула.
— Нечто в этом духе я и ожидала, — пробормотала она. — А я, наивная, уж было почти поверила в вашу искренность.
Ник вскинул брови.
— Я сказал, что в душе поэт, но не говорил, что я монах. И уж тем более не ханжа.
— А я, значит, по-вашему, ханжа, вы это хотите сказать?
Он подкупающе улыбнулся.
— Совсем чуть-чуть. — Он вскинул руку, заметив, что она собирается возмутиться. — Но это легко исправить.
Его дерзость не переставала изумлять Рейчел.
— Вот как? — не удержалась она от вопроса. — Каким же образом?
— Надо просто-напросто совершить какой-нибудь легкомысленный поступок, не задумываясь о том, что о вас подумают окружающие, — сказал он.
— Что, например? — Рейчел поймала себя на том, что ей не терпится услышать, что он собирается предложить. Неужели безрассудство так заразительно?
— Ну например, прокатиться под луной. Приглашаю вас на прогулку на моем верном коне.
— На коне? Но у вас нет ко… — Рейчел осеклась, глаза ее расширились. — Вы имеете в виду ваш мотоцикл?
Увидев ошеломленное выражение ее лица, он невольно рассмеялся.
— Но ведь нас никто не увидит. В доме уже все спят, кругом тихо, никого нет. Ни одна живая душа не узнает, что на полчаса вы забыли, что являетесь респектабельной вдовой. — Он подался вперед, опершись рукой о стену возле ее головы, маня своей близостью, своим мужским, мускусным запахом. Он говорил тихо и убедительно, словно Змей-искуситель, соблазняющий Еву попробовать яблоко. — Ведь в глубине души вам хочется чего-нибудь этакого, признайтесь. Возможно, вы сами не знаете, но иногда в ваших глазах вдруг вспыхивают искорки безрассудства и озорства, как у ребенка. Я заметил это еще там, в магазине, когда вы отвергли все пристойные украшения и выбрали тот веселенький наборчик. Значит, вам свойственны безрассудные порывы. Если вы согласитесь, то узнаете, что такое быть по-настоящему свободной, пусть и ненадолго.
Его близость кружила голову, пробуждая давно забытые ощущения. От его пристального взгляда затылку стало горячо, как будто вся кровь прилила туда. Глаза его в темноте казались черными, и Рейчел не могла — да и не хотела — отвести взгляд. Если бы он сейчас попросил ее полететь с ним на Луну, она бы, наверное, согласилась.
Рейчел чувствовала, как его энергия, его возбуждение перетекают в нее и она заряжается ими, словно батарейка. Не сводя с него глаз, она прошептала:
— Хорошо, я согласна. — И тут же почувствовала, что у нее будто камень с души свалился. Стоило только принять решение — и стало так легко. — Да, согласна.
Ник, судя по изумленному выражению его лица, не мог поверить своим ушам. Он был совершенно уверен, что она с негодованием и возмущением отвергнет его идею. Ее согласие потрясло его настолько, будто она соглашалась на нечто гораздо более серьезное, чем поездка на мотоцикле. Захотелось стиснуть ее в объятиях и целовать, пока они оба не задохнутся. Но он боялся, что если поддастся своему порыву, то она передумает.
— Отлично, — хрипло проговорил он, стиснув руки в кулаки, чтобы устоять перед искушением. — Просто великолепно.
Замолчав, Ник скользнул по ней взглядом. С распущенными волосами, в тонкой шелковой рубашке, ласково льнущей к ее стройному телу, омытая лунным светом, она казалась прекрасным неземным существом, сошедшим с небес, чтобы свести его, простого смертного, с ума.
Он тут же пожалел, что дал волю своим глазам, понимая, какая реакция за этим последует, но было уже поздно — остановиться он уже не мог. Взгляд заскользил по плечам, опустился на грудь, очерченную тонким шелком.
Волна возбуждения накрыла его с головой. Даже если бы она была полностью обнажена, то и тогда не казалась бы прекраснее и желаннее, чем сейчас. Восхитительное упругое тело, едва прикрытое тонким шелком, манило его словно магнит. Великолепной формы груди угадывались под тканью, соски дерзко и отчетливо проступали. В паху у Ника вспыхнул неукротимый пожар.
Интересно, что бы она сделала, если бы он коснулся вначале рукой, а потом губами этих дерзких сосков, подразнил их языком через мягкую ткань? Что бы почувствовала, если бы он стал ласкать ее? Что бы сказала, увидев, как напрягся ее сосок под его ласками?