40 
В этой фразе содержалась не столько горечь, сколько грусть. Хорошо, если он готов к откровенным излияниям, она ему мешать не будет.
— Слишком много алкоголя, наркотиков и секса?
Она поражала его. Он счел было ее человеком, который сторонится мрачных тем.
— Вы не смягчаете свои выражения, да?
А почему бы ей смягчать? Зачем? Ее девичество еще не значит, что она закрывает глаза на всяческую грязь. Она журналистка, а не келейная монашка.
— Нет, не смягчаю, — жестко проговорила Шайен. Она гордилась своей работой, своим инстинктивным умением откапывать материал и никому не позволит мешать ей. — Ладно, сформулирую вопрос по-другому. Отчего бы вам не пойти проторенным путем, ведь так поступили ваши братья? Так проще.
На его губах медленно появилась пленительная, задумчивая улыбка.
— А может, мне не по душе легкая жизнь. Возможно, я люблю, когда судьба бросает мне вызов. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — И будит во мне дремлющие силы. Впрочем, все в прошлом — несчастный, непонятый богатый ребенок, стремящийся на всех званых вечерах проявить собственную индивидуальность.
Его тон вновь изменился.
— Вы говорите зло.
Грант не хотел, чтобы злость прорвалась наружу. Он неопределенно пожал плечами и отвернулся:
— Пожалуй.
Нет, так просто он не ускользнет от нее. «Я на что-то набрела», — подумала Шайен. Неизвестно только, что откроется ей.
— Вы на кого-то злы?
Ну что ж, коль ей не терпится узнать, он скажет ей.
— На моих братьев. На моих сводных братьев, — уточнил он. — Все мы рождены от разных матерей. — Ему порой казалось, что это некая игра: его отец, стремясь сохранить свою фамилию, бросает свое семя в целинную и — надеялся старик — более плодородную почву. — Они попусту тратят отведенный им природой срок.
Вдруг до Гранта дошло, что он, заплутав, позволил Шайен ступить туда, куда до сих пор никого не пускал.
— Однако интервью не о них, а обо мне, не так ли?
Она не желала отступать.
— Они ведь часть вас.
«Когда-то, возможно, и были, — подумал он, — но с братской близостью давно покончено». Теперь у него со служащими больше общего, нежели с братьями. Разве что кровь. Вместо ответа Грант беззаботно пожал плечами:
— У нас один отец.
— Но разные воспоминания? — осторожно нащупывала Шайен слабые места, надеясь таким образом проникнуть хоть немного в его мир. Его внутренний мир. Уж она-то знала, что читатели ждут именно душевного стриптиза. Да и ей хотелось, нечего греха таить, проведать, что кроется за его оболочкой. — О школах, каникулах, о всякой всячине?
Грант с минуту думал.
— Пожалуй, я вспомнил кое-что, — натужным голосом произнес он. — Мне пришло на память одно Рождество. — Он слабо улыбнулся: — Мой отец как раз был дома и видел, как мы рождественским утром развертывали подарки. — Он попытался восстановить давнюю сцену в памяти. — Это случилось, когда он женился на матери Джорджа Белинде.
Шайен моментально сделала в уме пометку.
— Джордж младше вас?
— Да. — Он улыбнулся. — Вы неплохо справляетесь со своим домашним заданием.
Игриво подражая первой ученице в классе, она оттараторила и остальные имена:
— Ваших братьев зовут Гари, Грегори и Гарт. Почему все имена начинаются с «Г»?
О’Хара рассмеялся:
— Это первая буква в словах «годный» и «Господь». Пожалуй, отец претендовал на вторую роль, полагая, что создает нечто, достойное первых ролей. — Ему стало интересно, прозвучала ли в его словах та горечь, что он ощущал в себе. — По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Между нами никогда не было долгих разговоров. Старик всегда предпочитал, чтобы за него говорили деньги.
Видя, что ему не по себе, Шайен постаралась избавить его от мучительных воспоминаний.
— Мне жаль прерывать ваш рассказ, но вы говорили, что провели Рождество с братьями.
О’Хара пожал плечами:
— Много тут не порасскажешь. Ну, только то, что тогда мы были вместе и один раз у нас и впрямь все было как в настоящей семье. — В то время он, мальчишка, еще на что-то надеялся, но бабушка назвала его романтиком. — Однако, — небрежно продолжил он, — старику и Белинде надо было после полудня лететь на Багамы, так что праздник длился всего несколько часов.
«Этого обстоятельства он не забыл по сию пору», — подумала Шайен. Ясно, что для него семья очень важна. Тронутая до глубины души, она протянула через стол руку и положила на его ладонь.
40 
