Она думала об Алане и нисколько не удивилась, когда над ней склонилось его лицо, любимое лицо, в котором было что-то обжигающее нервы и согревающее сердце. И порадовалась тому, что еще раз смогла его увидеть.
Вокруг были и другие, белые и черные лица, среди которых было много знакомых.
Какой-то человек без конца повторял ее имя. Айрин узнала Джейка Китинга.
— Айрин, поговори со мной, прошу, не теряй сознание!
— Мне не страшно умирать, — прошептала она, — жаль только, что погибнет ребенок.
— С Коннором все в порядке, он дома, — сказал Алан.
— Я о другом, который… внутри.
Алан содрогнулся от неожиданности, а Джейк быстро проговорил:
— Нам нельзя ее трогать. Придется все делать здесь.
— Айрин! — голос Алана срывался от волнения. — Совсем скоро ты окажешься в Темре. Ты не умрешь.
— Если это случится, — Айрин говорила с трудом, — ты можешь взять к себе Хейзел. Так будет лучше… для Коннора. И… для тебя.
— Зачем нам Хейзел! Нам нужна ты.
— Я прочитала ее письмо, — сказала Айрин и закрыла глаза.
Он покрывал поцелуями ее руки, и на них капали его слезы, но она уже ничего не чувствовала.
Глава 10
Вместе с тем, как увеличивался ее живот, в душе Лилы росло чувство успокоения и радости. Она жила в Новом Орлеане, она была женой Джейка и ждала от него ребенка.
Она больше не казалась себе былинкой, сорванной с привычной почвы и увлеченной бурным ветром. В ней появилась уверенность в себе; она не испытывала страха ни когда сама выходила на улицу, ни когда в дом приходили знакомые Джейка. После женитьбы он потерял часть пациентов, однако считал, что о них не стоит жалеть, а если кто-то приходил в замешательство от его брака с цветной женщиной, взгляд Джейка твердо говорил: «Уважай тех, кого я люблю, иначе нам придется расстаться».
С его родителями Лила не общалась. Она не ведала, намеренно ли Джейк снял квартиру в том районе, где жили Энгус и Кетлин Китинг и где издавна селились только белые, и никогда не спрашивала его об этом.
Она знала, еще по Нью-Йорку, что появление в квартале одной-единственной цветной семьи, даже если это были воспитанные и имеющие достаток люди, случалось, служило сигналом для поспешного переселения белых.
Здесь никто как будто не возмущался таким соседством, хотя и не предлагал ей дружбу.
Однажды, уже будучи беременной, Лила случайно столкнулась на улице с миссис Китинг, и эта встреча оставила в ее душе горький осадок.
По улицам тянулся нескончаемый шумный поток доверху нагруженных товарами повозок, которыми управляли громогласные возницы. Продавцов и покупателей защищали от солнца холщовые навесы; натянутые над торговыми рядами, они трепетали, как паруса.
Лила подошла к прилавку, на котором были разложены ткани, ленты и кружева. Ей хотелось что-нибудь присмотреть для будущего ребенка.
Стоило ей протянуть руку, как ее смуглые пальцы скрестились с пальцами белой женщины, которую заинтересовал тот же товар.
Лила поспешно отдернула ладонь, потом подняла глаза и невольно отшатнулась. Это была мать Джейка, которая смотрела на нее с раздражением и досадой.
Лиле хотелось заплакать. Вернувшись домой, ее свекровь наверняка как следует вымыла руки, как будто прикоснулась к чему-то нечистому.
Она бросилась домой и ничего не рассказала Джейку. Постепенно ей удалось изгнать случившееся из памяти, хотя понимание того, что кое-что в ее жизни останется неизменным, угнездилось глубоко в душе и причиняло боль.
Днем Лила подолгу оставалась одна. Джейк предлагал нанять служанку, но она отказывалась. Ей было бы трудно с кем-то делить то жизненное пространство, какое она впервые имела право назвать своим. Лила жалела только об Унге, которая находилась слишком далеко, чтобы навещать ее хотя бы раз в месяц. А еще — о Хейзел.
Та и впрямь шла вперед, не оглядываясь. Уже в Нью-Йорке Лила с удивлением узнала, что Хейзел была влюблена в Алана Клеменса. Однако когда он вернулся к Айрин, она усыновила негритенка, а потом вышла замуж за образованного темнокожего мужчину.
Хейзел всегда говорила, что можно быть рабыней любви, если при этом остаешься хозяйкой собственной жизни.
Лила проснулась поздно. Джейк уже ушел. Она не спеша встала, радуясь тому, что солнечный свет прогнал остатки тревожных мыслей, которые наполняли ее душу в последние дни.