76 
– Ричард Никсон, – произнес врач, и я скривился. Прошел слух, будто в 1968 году Никсон намерен баллотироваться в президенты, но я надеялся, что этого не случится. Стоило увидеть его рожу в утренней газете, как у меня пропадал аппетит. – Уоррен Битти, – услышал я и даже вспыхнул.
Я просто обожал этого актера, с тех пор как увидел его в паре с Натали Вуд в фильме «Великолепие в траве»[30]. А годом раньше я был одним из первых в очереди на киносеансы «Обещай ей что угодно» в «Карлтоне». Однако я не смог насладиться воспоминанием, ибо меня вдруг пронзила боль, я вскочил и, запутавшись в спущенных штанах, рухнул на пол, корчась и хватаясь за промежность. Когда я осмелился убрать руки, на мошонке виднелось ярко-красное пятнышко, которого прежде там не было.
– Вы меня укололи! – заорал я, глядя на доктора Доуриша как на полоумного. – Вы ткнули шприцем мне в яйца!
– Именно так. – Врач отвесил легкий поклон, словно принимая благодарность. – Поднимайтесь, Тристан, и мы продолжим.
– Черта лысого! – Я с трудом встал, прикидывая, дать ему в морду или просто смыться. Наверное, я представлял собою комичное зрелище: спущенные штаны, член наружу, от ярости багровая физиономия.
– Вы желаете излечиться или нет? – по-отечески добродушно спросил доктор Доуриш, будто не замечая моих страданий.
– Желаю, но чтоб не так больно!
– Другого способа нет. Мы приучим ваш мозг связывать тягу к мужчинам с нестерпимой болью. И тогда вы будете гнать от себя порочные мысли. Вспомните собаку Павлова. Здесь тот же принцип.
– Я не знаю Павлова и его собаку, но и они вряд ли представляют, каково это, когда тебя колют шприцем в яйца.
– Чудесно, – пожал плечами доктор Доуриш, – живите со своими мерзкими фантазиями. Пусть над вами главенствуют отвратительные греховные мысли. До конца своих дней оставайтесь изгоем. Это ваш выбор. Но заметьте: вы пришли за помощью, я ее предлагаю, а уж принимать ее или нет – решать вам.
Пока я обдумывал его слова, боль стихла, и я медленно вернулся на свое место. Меня трясло, я чуть не плакал, но ухватился за край кушетки и закрыл глаза.
– Очень хорошо, – сказал врач. – Попробуем еще раз. Папа Павел VI.
Мимо.
– Чарльз Лоутон.
Мимо.
– Джордж Харрисон.
Если в приемной ждали другие пациенты, они, я полагаю, сломя голову кинулись прочь, услыхав мои вопли, проникавшие сквозь оштукатуренные стены и грозившие их снести. Когда через полчаса я весь в слезах, еле передвигая ноги, выбрался из кабинета, там не было никого, кроме секретарши, выписавшей счет.
– С вас пятнадцать пенсов. – Она вручила мне квитанцию, и я медленно-медленно полез в карман за деньгами. Но тут дверь в кабинет распахнулась, и я, страшась снова услышать «Гарольд Макмиллан! Адольф Гитлер! Тони Кёртис!», уж было решил уносить ноги.
– Приплюсуйте три пенса за шприц, Энни, – сказал доктор Доуриш. – Мистер Сэдлер его заберет.
– Всего восемнадцать пенсов, – суммировала секретарша, и я, положив деньги на стол, заковылял на свежий воздух.
Неподалеку от торгового центра я сел на скамейку, нашел относительно удобное положение и закрыл руками лицо. Молодая супружеская пара (у женщины уже слегка округлился живот) остановилась возле меня и спросила, не нужна ли какая помощь.
– Все хорошо, – сказал я. – Спасибо за беспокойство.
– Вид-то у вас неважный, – покачала головой женщина.
– Как и самочувствие. Сейчас мне раз двадцать проткнули мошонку шприцем. Это жутко больно.
– Еще бы, – невозмутимо сказал мужчина. – Надеюсь, за такое лечение с вас денег не взяли.
– Я уплатил восемнадцать пенсов.
– Надо же, цена роскошного ужина, – сказала женщина. – Может, вам показаться врачу? Тут вот рядом…
– Так врач это и сделал. Мне бы такси, я хочу домой.
– Поймай такси, Хелен, – сказал мужчина. – Бедняга еле держится на ногах.
Машина подъехала почти моментально.
– Уж так сильно-то не переживайте, – сказала женщина, помогая мне влезть на заднее сиденье. У нее было доброе лицо, и почему-то хотелось выплакаться на ее груди, поведать о своих бедах. – Что бы ни случилось, все будет хорошо.
– Мне бы вашу уверенность. – Я захлопнул дверцу, и такси отъехало.
Дабы не вспыхнула вся машина
А потом нашего министра застукали со спущенными штанами.
Якобы примерный семьянин, каждое воскресное утро он тащил жену и детей на мессу, а затем на выходе из церкви в любую погоду общался с избирателями: жал им руки и обещал в следующие выходные свидеться с ними на стадионе. В дождь жена держала над ним зонтик, сама промокая до нитки. Нынче по неотложным делам депутата от сельского округа он заночевал в своей дублинской квартире, однако на рассвете воскресенья попался на том, что шестнадцатилетний наркоман, сутки назад освободившийся из колонии для малолетних преступников, где отбывал шестимесячный срок за нарушение общественного порядка, отсасывал ему в его машине. Министра арестовали и доставили в участок на Пирс-стрит, где он отказался назвать свое имя, но потребовал данные полицейских, грозя, что еще до конца дня все они лишатся работы. Когда он попытался сбежать, его скрутили и сунули потомиться в камере.
76 
