71 
Вскоре мы с Мэри-Маргарет стали настоящей парой, и каждое воскресенье она давала мне список того, чем мы займемся на следующей неделе. По вторникам и четвергам я получал вольную, но во все остальные вечера был обязан являться к ней. Чаще всего мы с Мэри-Маргарет сидели на диване в гостиной, а компанию нам составлял ее папаша, который смотрел телевизор и жевал шоколад с бразильским орехом, беспрестанно жалуясь, что шоколад этот ему уже поперек горла.
Примерно через месяц я сообразил, что в чувственном плане у нас нет никаких подвижек, и решился на попытку. Ведь у меня никогда ничего не было с девушкой, однако существовала вероятность, что проба мне понравится. И вот однажды, когда папаша отправился на боковую, я наклонился и без всякого уведомления прижался губами к губам Мэри-Маргарет.
– Это еще что? – Она отпрянула и вжалась в диван. – Ты что удумал, Сирил Эвери?
– Я попытался тебя поцеловать, – сказал я.
Мэри-Маргарет медленно покачала головой и так посмотрела на меня, словно я признался, что я Джек-потрошитель или член Лейбористской партии.
– Я-то думала, ты питаешь ко мне хоть кроху уважения. Мне и в голову не приходило, что все это время я встречаюсь с сексуальным маньяком.
– Ну это уж чересчур.
– А как еще тебя назвать? Я сижу себе и смотрю «Перри Мейсона», а ты, оказывается, с самого начала замышлял меня изнасиловать.
– Ничего такого я не замышлял, – возмутился я. – Просто поцеловал, и всё. По-моему, мы должны целоваться, раз уж мы парочка. Что в этом плохого-то?
– Может, и ничего. – Мэри-Маргарет задумалась. – Но в следующий раз ты хотя бы спроси разрешения. С бухты-барахты это совсем неромантично.
– Ладно. Можно тебя поцеловать?
Она опять задумалась и наконец кивнула:
– Можно. Только чтоб глаза и рот твои были закрыты. И не вздумай нигде меня трогать. Я этого терпеть не могу.
Следуя инструкции, сжатыми губами я прижался к ее губам и даже промямлил ее имя, словно охваченный безумной страстью. Мэри-Маргарет сидела как каменная и, по-моему, косилась в телевизор, где Перри Мейсон всерьез взялся за свидетеля. Секунд через тридцать этой безудержной эротики я выпрямился.
– Ты здорово целуешься, – сказал я.
– Надеюсь, ты не намекаешь на мой большой опыт?
– Нет, я в том смысле, что у тебя очень приятные губы.
Мэри-Маргарет сощурилась, словно опять заподозрив во мне сексуального маньяка.
– На сегодня хватит, – сказала она. – Не будем терять голову, правда?
– Конечно. – Я посмотрел на свою ширинку, ожидая хоть какого-нибудь шевеления. Но там если что и происходило, то лишь Большое съеживание.
– На большее не рассчитывай, – предупредила Мэри-Маргарет. – Я знаю девиц, которые позволят что угодно, лишь бы удержать парня, но я не такая. Совсем не такая.
– И в мыслях не держу, – с полной искренностью сказал я.
Народ глазеет у ворот
Тяжко, если ты ирландец, тяжко, если тебе двадцать один год от роду, тяжко, если тебя влечет к мужчинам. А комбинация всего этого требовала немыслимой изворотливости, противной моей натуре. Я не считал себя бесчестным человеком, и мысль, что я способен на беспримерное вранье, мне претила, но чем больше я вглядывался в свою жизнь, тем сильнее убеждался, что все в ней построено на обмане. Перспектива того, что до конца своих дней я буду лгать окружающим, давила тяжким бременем, и порой я всерьез подумывал о самоубийстве. Зарезаться было бы страшно, повеситься – противно, застрелиться – не хватило б сноровки в обращении с оружием, но имелся еще один способ расквитаться с жизнью: я плохо плавал. Вот если, скажем, поехать в Хоут и броситься в море, течением меня моментально утянет под воду и я непременно утону. Этот вариант я хранил про запас.
Друзей у меня почти не было, и я понимал, что мои отношения с Джулианом держатся лишь на моей затаенной безумной любви к нему. Долгие годы я ревностно ее оберегал, стараясь не думать о том, что если б не мои усилия, он бы давным-давно от меня отдалился. У меня не было так называемой семьи – братьев, сестер, дальних родственников, я знать не знал, кто мои настоящие родители. Я очень мало зарабатывал и возненавидел свое жилье на Четэм-стрит, ибо Альберт Тэтчер обзавелся постоянной подружкой, и их звучные шалости за стенкой меня в равной степени отвращали и возбуждали. Я мечтал о квартире, ключи от которой были бы только у меня.
В полном отчаянии я обратился к Чарльзу с просьбой о ссуде в сотню фунтов, дабы я подыскал себе сносное пристанище. Я уже присмотрел квартирку над магазином на Нассау-стрит с видом на лужайки Тринити-колледжа, но мое нищенское жалованье не позволяло ее снять. Ссуды, сказал я Чарльзу, мне хватило бы года на два, а за это время я бы постарался лучше обустроиться в жизни. Свою просьбу я изложил в яхт-клубе Дун-Лэаре, где мы угощались омаром, запивая его шампанским «Моэт и Шандон», но Чарльз с ходу мне отказал: он не одалживает деньги приятелям, ибо подобная благотворительность всегда оканчивается скверно.
71 
