Полина тоже залезает в лягушатник.
— Я тут с ним поиграю, а ты иди поплавай в большом бассейне, — предлагает она дочери.
Тереза уходит. Полина с Люком бродит по лягушатнику среди ребят. Катает внука в надувном круге по искрящейся, пахнущей хлоркой ряби. Она совершенно забыла про бирюзовый бассейн во Франции и думает сейчас о своей матери, которая никогда так с Терезой не возилась. Ее мать вообще не испытывала особых чувств к детям — просто считала, что полноценному члену общества крайне желательно их иметь. Они — знак благонадежности, как недвижимость или счет в банке. Ты выходишь замуж, достигаешь определенного материального достатка, заводишь дом и детей — в ее случае одного ребенка. Со временем твой ребенок тоже производит потомство и таким образом подтверждает твою репродуктивную состоятельность в глазах окружающих.
Полина возила Терезу к родителям раза два в год. Гарри с ними не ездил — ему, разумеется, не позволяли дела. Родители Полины не обижались; вероятно, им так даже было спокойнее. Они не знали, как вести себя с Гарри. Он вел непонятные разговоры, странно одевался.
— Ты вроде бы говорила, у него теперь солидная должность. Что люди скажут, если он все время в джинсах? — спрашивала мать.
— Скажут, что он в меру консервативен, — отвечала Полина.
Мать смотрела на нее с недоверием. Терезу бабушка с дедушкой не то чтобы не замечали, просто она не была для них центром вселенной: ребенок как ребенок, чему тут восторгаться. В каждый Полинин приезд мать отзывалась — одобрительно или наоборот нет — о росте и о внешности девочки, тем дело и ограничивалось. «Главное, что она здорова…» Слыша эти слова, Полина понимала, что она в детстве тоже была лишена того безграничного обожания, какое она испытывает к Терезе.
В самый мрачный период жизни с Гарри Полина сочла своим долгом развеять убеждение матери в том, будто у них в семье все хорошо. Честность и раньше подталкивала ее к откровенному разговору, но мать старательно не замечала намеков дочери, что ее брак не так уж и удачен.
— У Гарри все хорошо? — однажды спросила мать.
— Да, насколько мне известно. Я довольно редко его вижу, — с горечью ответила Полина.
Однако мать проигнорировала ее слова:
— Ну да, конечно, понимаю. Он загружен на новой работе.
Когда в следующий раз Полина заговорила обо всем чуть более откровенно, мать буквально шарахнулась от нее, словно напуганная кошка.
— У Гарри все хорошо?
— Не знаю. Он в Америке.
Мать, почуяв опасность, отвела взгляд:
— Хорошо, что на него такой спрос.
— Как сказать. Беда в том, что чем больше на него спрос, тем меньше времени остается мне.
Мать неодобрительно нахмурилась, осуждая не Гарри, а Полину:
— Мужчина должен в первую очередь думать о работе. Главное, что он способен обеспечить семью.
— Мам, — сказала Полина, — я не о его работе.
Дальше притворяться было бесполезно, и мать попыталась уклониться от разговора:
— Тереза там одна в саду. Пойду посмотрю, что она делает.
Больше Полина таких разговоров не заводила.
Когда недолгое время спустя она сказала, что разводится с Гарри, и назвала причину, мать выразила свое огорчение какой-то шаблонной фразой, явственно давая понять дочери, что она сама виновата — не сумела удержать мужа. Очевидно, концепция супружеской неверности не вмещалась в сознание матери. Она знала о подобном из фильмов и книг (поскольку ходила в библиотеку и — время от времени — в кино), но в реальной жизни, по крайней мере в жизни людей ее круга, такого случиться не могло. Она не могла даже представить, что ее муж завел интрижку на стороне. Он изменял ей с гольф-клубом, с воскресной газетой, с футбольным репортажем по радио, но не с другими женщинами.
Возвращается Тереза, садится на траву, откинув назад мокрые волосы, и смотрит на детей в лягушатнике. Лицо у нее несчастное, как в шесть, девять, двенадцать лет, когда ее выбрасывало на очередной подводный риф обиды, разочарования, предательства.
Полина говорит. Она говорит о том, что Люка скоро надо будет подстричь и что Хью вчера звонил и передавал Терезе привет. Пересказывает интересную заметку в утренней газете и вчерашний разговор с Чонди. Пшеница горит — казалось бы, под таким солнцем она должна зреть и наливаться, ан нет, сохнет на корню. Каждый новый день без дождя еще больше увеличивает убытки фермера.