На следующее утро Бонни с сожалением расскажет Амали о том, что не встретилась с Леоном вечером, а Амали уже спала, когда она хотела забрать Намелок.
Бонни закуталась в одеяло. Она уже сейчас дрожала, думая об опасном предприятии, принять участие в котором ее уговорил Джеф. Казалось, духи, по крайней мере, до этого времени, были на их стороне.
Двадцатого января военные уже с утра стали сгонять публику на площадь перед правительственным зданием. Некоторые чернокожие, приехавшие сюда из самых отдаленных частей колонии, даже ночевали там под бдительным надзором своих надсмотрщиков. У рабов был подавленный вид, они сидели тихо, и, конечно, никто из них даже не думал о том, чтобы сбежать. Арест Макандаля лишил их мужества. Кроме того, рабам, конечно, пришлось идти всю дорогу пешком, и они совершенно выбились из сил. Полевые рабы привыкли к подобным нагрузкам, однако в этот день сюда пригнали также многих домашних слуг. В конце концов, они в первую очередь несли ответственность за отравления.
В течение дня сюда подходили группы рабов из близко расположенных плантаций. Казнь была назначена на вечер — что было очень хорошо для повстанцев. Если им повезет, действительно будет и гром, и молния. Гроза была весьма вероятной, потому что небо было затянуто облаками, через которые не пробивались солнечные лучи.
На площади царила напряженная атмосфера.
В доме доктора Дюфрена настроение было подавленным. Возник скандал с представителями власти, когда Виктор, ссылаясь на то, что его слуги — свободные люди, отказался заставлять своих чернокожих идти на площадь перед губернаторским дворцом. В конце концов он вынужден был поддаться упорному давлению со стороны семьи и общества и заявить, что он вместе с губернатором, отцом и братом будет присутствовать на казни. Дюфрены накануне приехали из Нового Бриссака и Роше о Брюм — Жером прибыл с женой и ребенком, которых он собирался взять с собой на этот спектакль. Виктор не смог скрыть отвращение по этому поводу и был рад, что его родственники ночевали не у него в доме, а во дворце губернатора.
Вечером накануне казни губернатор организовал прием в их честь — в конце концов, весь Сан-Доминго был благодарен Дюфренам за их бдительность и за то, что удалось поймать Макандаля. Это неоднократно подчеркивалось в торжественных речах. Деирдре жаловалась на недомогание, а может, действительно заболела. Она казалась бледной даже под слоем пудры и настояла на том, чтобы они ушли пораньше.
Теперь молодые Дюфрены со своего балкона наблюдали за тем, как подходят рабы. Многих из них гнали по улицам, и у всех был подавленный, изможденный и запуганный вид.
Деирдре при их появлении снова стало плохо, и Виктор мог понять, что она чувствовала. Он содрогался от одной мысли о том, что позже ему придется смотреть на эту казнь. Но все же не только он один был вынужден принять участие в этом спектакле. Антуану Монтану, молодому судовладельцу, с семьей которого подружились Дюфрены, тоже пришлось участвовать в нем, так же как и Фредерику де Мюру, поскольку он занимал должность помощника губернатора. Им обоим было противно и страшно, как и Виктору.
— Я думаю, после этого мы зайдем в какой-нибудь портовый кабак, — сказал Виктор, когда в конце концов стал прощаться с Деирдре. — Чтобы смыть весь этот ужас… Так что не беспокойся, дорогая, если я приду поздно.
Деирдре кивнула. Она опять была бледна, а в это утро ее уже два раза тошнило. Женщина испытывала отвращение к казни, и ее мучили беспокойство и страх за сводного брата Джефа. Кто знает, что могли придумать повстанцы, чтобы все же освободить Макандаля? Губернатор, военные и жандармы в любом случае опасались нападения на конвоиров осужденного и, соответственно, будут усиленно охранять его.
Бонни провела подготовку в тайне — и на этот раз ей было непросто придумать отговорку, чтобы оставить Намелок на попечение Амали. Все чернокожие в Сан-Доминго сплотились, чтобы пережить этот ужас. Сабина и Леон планировали устроить совместный молебен во время казни. Правда, Деирдре должна была в это время принимать Мадлен Монтан и Сюзанну де Мюр, а слуги сервировать стол, однако молодые женщины, очевидно, захотят предаться тихой молитве, а не станут вести оживленный разговор за кофейным столиком. Сабина даже собиралась попросить их об этом.
Бонни не могла придумать причину, чтобы улизнуть из дома, и решила уйти просто так, безо всяких объяснений. Намелок она оставила с Нафией, как всегда после обеда. Если она не придет к тому времени, как начнется молитва, то все равно кто-нибудь займется малышкой.