Примерно так она и сказала Виктории, когда разговаривала с ней в последний раз. Лиз было трудно встретиться с подругой, так как трое детишек Виктории еще ходили в ясли, зато по телефону они разговаривали часто и подолгу — особенно по ночам, когда дети давно спали.
— Ну а чем бы ты могла заниматься? — резонно возразила Виктория, когда Лиз пожаловалась, что ей все меньше нравится помогать людям разводиться. — Когда я занималась случаями нанесения личного вреда, ты говорила мне, что не могла бы иметь дело ни с чем подобным. Уголовное право тебе тем более не подходит.
— Но ведь есть и другие разновидности права. Не знаю, может быть, я могла бы заниматься чем-то связанным с защитой детства. Все мои нынешние клиенты не стесняются поливать друг друга грязью, а меня от этого мутит. В особенности если при этом они забывают о своих детях…
По правде говоря, Лиз давно хотелось заниматься защитой прав детей, но, пока был жив Джек, он каждый раз напоминал ей, что эта работа почти не приносит денег. Нельзя сказать, что Джек был чрезмерно сребролюбив — просто он отличался практическим взглядом на вещи и никогда не забывал о том, что ему прежде всего необходимо содержать пятерых собственных детей. Специализируясь на семейном праве, они зарабатывали очень прилично. Слава богу, при такой работе не приходилось считать каждый цент, и забывать об этом было бы глупо.
Однако сердце ее по-прежнему не лежало к делам о разводах. Она лишний раз убедилась в этом, когда вечером в Валентинов день вышла из зала суда, добившись для одной из своих клиенток положительного решения по какому-то незначительному иску. Но никакого удовлетворения она при этом не испытала. Это ходатайство Лиз подала, поддавшись на уговоры своей клиентки, хотя на самом деле отлично знала, что делалось это не из принципиальных соображений, а из желания побольнее уязвить противную сторону. И судья тоже это понял; в перерыве он сурово отчитал Лиз. Хотя ходатайство в конечном итоге оказалось удовлетворено, победительницей она себя не чувствовала.
— Со щитом или на щите? — спросила Джин, когда Лиз в тот же день вернулась в офис. Выглядела она усталой и подавленной, и секретарша решила, что, уж во всяком случае, дело было нелегким.
— Мы выиграли, — отозвалась Лиз, рассеянно перебирая разложенную на столе почту. — Но судья сказал, что мы пытаемся сделать из мухи слона, и он был прав. Просто не знаю, что на меня нашло, когда я позволила клиентке уговорить себя подать это прошение. Единственное, чего она хотела, это лишний раз потрепать нервы своему бывшему. Джек бы ни за что не стал возиться с подобными пустяками.
Но Джека, с которым она могла обсудить ситуацию, больше не было рядом, и некому было ни подбодрить ее шуткой, ни дружески пожурить за промах. Кроме того, на его плечах фактически лежала вся организационная сторона их совместной работы. Лиз, правда, не знала, кто лучше справился бы с этим, он или она, но факт оставался фактом: именно Джек решал, какие дела взять, а от каких отказаться; он умел осадить чрезмерно настойчивого клиента и даже планировал очередность рассмотрения дел в суде, так что Лиз была полностью избавлена от, так сказать, технических проблем. Теперь же ей приходилось заниматься и этим тоже. Она чувствовала, что не справляется или, во всяком случае, делает для клиентов меньше, чем могла бы.
— Может быть, — добавила она, — мама была права, и я никуда не гожусь. В этом случае мне действительно лучше заняться чем-нибудь другим.
— Я так не думаю, — негромко возразила Джин. — Конечно, вы можете оставить практику, но только если сами этого хотите. Действительно по-настоящему хотите.
Она знала, что неделю назад Лиз получила деньги по страховому полису Джека и могла позволить себе на некоторое время закрыть контору — хотя бы для того, чтобы решить, чего она на самом деле хочет. Но сама Джин придерживалась мнения, что сидеть дома и думать, думать, думать об одном и том же будет невыносимо тяжело. И вряд ли Лиз сможет это выдержать. Во всяком случае, это не пойдет ей на пользу. Лиз еще недостаточно успокоилась, к тому же слишком привыкла работать постоянно и помногу, чтобы вот так просто взять и все бросить. Кроме того, что бы Лиз ни говорила, заниматься юриспруденцией ей нравилось; это доставляло ей удовольствие. Стоило ли в таком случае отказываться от работы? Особенно теперь, когда работа была совершенно необходима Лиз, чтобы забыться, отвлечься от воспоминаний о происшедшем с ней несчастье.