72 
День был утомительный, но я не так устала, как накануне. Я еще не видела Сидни с того момента, как он сказал, что не может без меня жить.
Вчера я была в таком изнеможении, что заснула, оставив свою руку в его руке, и проснулась, когда уже наступило утро.
Весь день я думала о нем. И поняла, что, если бы он прогнал меня, я бы этого не пережила.
В нем вся моя жизнь, никто мне так не дорог, как он.
Как все случилось? Я даже не понимала. Медленно, незаметно он постепенно завладел моим сердцем, всем моим существом.
Это чувство появилось не внезапно, не как вспышка молнии, но как медленный рассвет, вытесняющий ночную тьму. Я знаю теперь, что в нем смысл всей моей жизни.
Я всегда хотела ему нравиться… нет, я хотела, чтобы он любил меня… я хотела его поцелуев… я страстно желала дать ему счастье, которого он был лишен и которого он заслуживает, может быть, больше других.
Я знаю теперь, что люблю его, люблю давно и не так, как Гарри, по-другому. Поэтому я и не понимала себя сначала.
С Гарри это было внезапно нахлынувшее светлое чувство, скорее ожидание любви, прекрасная мечта, жажда счастья. Но настоящая любовь, такая как она есть, ничего не ждет, не желает, не требует. Это только робкая надежда, что тебе будет дарована милость быть рядом с любимым, стать необходимой ему, служить ему, дать ему все, что в твоих силах. Это истинный дар небес.
Я была чудовищной эгоисткой, позволяя ему так много делать для меня, ничего не давая взамен. Я только брала и брала, уходя в свои воспоминания и не думая о том, что и у него есть свои воспоминания…
Правда ли, что он любит меня? Может ли это быть? Вчера, когда я ждала приговора над собой, мне стало страшно, я думала, что теряю его навеки.
Кто выдумал, что отчаяние жжет, томит, терзает? Отчаяние — это бесконечная тьма, это леденящий душу холод безнадежности.
Но сейчас у меня появилась надежда. Он сложный человек, его не всегда легко понять, и все же он может быть удивительно ласковым и нежным!
Быть может, он и правда любит меня? Как мне это узнать? И как я скажу ему о своей любви?
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
Я так счастлива… все прекрасно, чудесно… замечательно!
Я вернулась, думая, что Сидни уже дома, раз забастовка закончилась, но его не было, он даже опоздал к ужину.
За едой мы мало разговаривали, пока в столовой оставалась прислуга.
Я постаралась одеться к лицу, надела платье, которое, я знала, ему нравилось. После ужина мы перешли в маленькую гостиную.
Там горел камин, и я приглушила свет.
Сидни сидел в кресле с рюмкой бренди и сигарой. Я любовалась им. Он казался мне олицетворением мужской красоты.
Какая-то теплая волна поднялась во мне, но в то же время мной владело смущение, я не знала, что сказать ему.
Мы долго молчали, потом он спросил:
— Что-то волнует тебя?
Его проницательность удивила меня, я не ожидала, что он вообще обратит на меня внимание.
— Я очень… очень рада, что… забастовка кончилась, — сказала я наконец.
— Это то, чего ты хотела.
— Ты… ты думаешь, что я смогла… помочь?
— Твоя помощь дорого мне обошлась, — хмуро, но не сердито ответил он.
— О Сидни! — Я бросилась к нему и обвила руками его шею. — Дорогой мой, как я рада! Ты — чудо! Я… я так люблю тебя!
Это вырвалось у меня бессознательно. Я почувствовала в нем какое-то напряжение. Он тихо спросил:
— Это правда?
Прижавшись лицом к его плечу, я прошептала:
— Я все пыталась придумать… как сказать тебе об этом…
Он крепко обнял меня и потом произнес… таким голосом, какого я раньше у него не слышала:
— Ты согласишься стать моей женой, Линда?
Я была настолько поражена, что уставилась на него во все глаза и пробормотала, заикаясь:
— Но… я думала… что ты…
— Моя жена умерла три недели назад.
— Почему же ты не сказал мне?
— Я ждал, пока ты полюбишь меня.
Я снова спрятала свое лицо у него на груди.
— Люблю… я люблю тебя, Сидни… но… тебе не нужно жениться на мне, если… если ты не хочешь.
— Никогда и ничего в своей жизни я не желал так сильно, как тебя, — сказал он. — И готов даже позволить тебе вмешиваться в мои дела.
— Даже для того, чтобы прекратить забастовку?
— Даже для того.
Я медленно перевела дыхание и вдруг, когда меньше всего этого ожидала, когда счастье охватило меня всю, я заплакала.
72 
