31 
— Я как-то видела фотографию в конверте, в ящике твоего письменного стола. Обратила на нее внимание, когда ты искал свое старое фото, чтобы показать мне. Девушка сидела у пруда. Это она?
В наблюдательности Сандре не откажешь. Он сразу же понимает, о каком снимке идет речь. Кэт сидит по-турецки на траве возле пруда, в саду у дома Ника и Элейн. Щурится на солнце, с голыми руками и ногами, и лучезарно улыбается прямо в объектив. Она ослепительна. Да, Сандра не могла не заметить такое фото.
— Это она, — отвечает он, — ага.
— Ясно. — Сандра задумчиво смотрит на него. — Значит, она была очень красивая?
— Ну да, — говорит он. — Была, Да, можно сказать, красавица.
— Я подумала, что это фото какой-нибудь твоей барышни.
Оливер слегка обалдел:
— О господи, нет, конечно. Нет, нет.
Сандра одаривает его легкой улыбкой. После чего оборачивается к своему компьютеру. Она узнала о Кэт все, что ей было нужно, и успокоилась.
Оливеру до сих пор не верится, что Кэт больше никогда не войдет в комнату. Что ее больше нет. Как в старые добрые времена — возьмет и войдет. Никто и не ждет ее, Элейн понятия не имеет, где она, — и вдруг вот она, улыбается, смеется: «Вы не очень заняты? Можно напроситься к вам на обед?»
Он видит ее с огромным подносом персиков — не иначе, скупила у какого-нибудь зеленщика всю партию. «Угощайтесь, — говорит она. — Не смогла удержаться. Давайте наедимся до отвала». Элейн поджимает губы. Оливер понимает, о чем она думает: какое расточительство, они же испортятся раньше, чем мы успеем их съесть.
Когда речь заходила о Кэт, Элейн становилась странной. Когда Кэт была рядом, она казалась беспокойной, даже напряженной. Она не сводила глаз с Кэт, но тогда так делали все. И придиралась к ней. Критиковала. Как всякая старшая сестра, но не только. А с Кэт, казалось, все скатывалось, как с гуся вода; она лишь улыбалась, ускользая: «Хорошо, хорошо. Я исправлюсь, обещаю. Лучше послушайте, какое я тут место нашла…»
Кэт. Жалко-то как, думает Оливер. Чертовски жалко. Когда он вспоминает о Кэт, точно луч солнца озаряет его мысли. Вот она рассказывает о том, где побывала, с кем познакомилась, — вся сгусток энергии, неизменно веселая; стоит ей появиться, вокруг все точно оживает. И поэтому невероятно сложно, почти невозможно, поверить в ее — именно ее — смерть.
Иногда он ловит себя на мысли: интересно, а почему я так в нее и не влюбился? В конце концов, в нее многие влюблялись. Но нет. Кэт всегда казалась свободной от всяких оков. В некотором смысле неприкосновенной. Не для него. Всегда преисполненная теплоты, дружеского участия, всегда радостно тебя встречавшая. Но так она относилась ко всем. Почти ко всем. Если Кэт кто-то не нравился, она просто с ним не общалась; не выказывая ни капли неодобрения, разочарования, она точно отгораживалась от неприятного ей человека. Это настоящий талант, думает Оливер. Но это и был ее образ жизни. Если что-то ее не устраивало, она попросту уходила, ускользала, занималась чем-то еще. Во всяком случае, насколько они знали. Он вспоминает, как Элейн коротко спрашивала: «То есть ты больше не работаешь в галерее?», а Кэт небрежно отвечала: «Да там стало все сложно. И потом, я встретила одного славного человека, и он попросил помочь ему с организацией фестиваля».
Иногда Кэт приходила не одна. Оливер не может толком припомнить ни одного из ее кавалеров. Конечно, на них все обращали внимание. Ревновали? Нет, не совсем — скорее по-отечески заботились о ней. Достоин ли этот парень?.. И поскольку один и тот же поклонник редко приходил дважды, а чаще всего она и вовсе являлась в одиночестве, то беспокоиться об этом и вовсе не стоило. Странно, что никто из них долго не задерживался, но у Кэт определенно был талант ускользать — в том числе и от ответа.
Тем удивительнее стало появление Глина Питерса. Оливер прекрасно помнит пришествие Глина Питерса. Сперва изменилась Элейн — в ней появилась напряженность, скованность. А потом в один прекрасный день явилась Кэт, а с ней этот тип, и вел он себя абсолютно уверенно, преспокойно посиживая за обеденным столом Элейн так, как будто имел полное право сидеть за ним, и разглагольствовал, постоянно поглядывая на Кэт. Поначалу Оливер насторожился, как зверь, когда у него встает дыбом шерсть на загривке, но вскоре обнаружил, что зачарован, даже загипнотизирован. Этот парень умел себя подать, без сомнения. Неудивительно, что его пригласили на телевидение. Он говорил так, точно именно ты, как никто другой, сможешь оценить удивительную вещь, которую он сейчас расскажет. Оливер и сейчас слышит его — вот он рассказывает о севообороте в Средние века, о том, как можно определить возраст живой изгороди; смотрит на тебя — и это льстит: приятно, что тебя посчитали знающим человеком.
31 
