55 
Сегодня она выбирает лучший сад в одном из пригородов Лондона, где живут в основном люди состоятельные. Дело нелегкое — не столько по причине того, что приходится много ходить, сколько оттого, что от нее требуется сохранять дипломатичный нейтралитет. Вежливость и уклончивость, сдержанность реакции — нет, конечно, негромкое одобрение она выразить может, но увлекаться этим крайне нежелательно. Обладатели садов ходят за ней по пятам с приклеенными на лицах улыбками, сверлят ее лазерами глаз. Как бы им хотелось взглянуть на отметки, которые она делает в своем блокноте! Организаторы конкурса водят ее от сада к саду, всегда готовые защитить и прийти на помощь. Атмосфера мерзопакостная — дух соперничества ощущается прямо-таки физически. Мероприятие, по сути, благотворительное — многие из садов-участников можно будет посетить в эти выходные за умеренную плату, и собранные средства пойдут на что-то там, но пока благотворительностью и не пахнет.
Элейн проходит мимо розовых клумб. Замечает поврежденные лепестки на «Мадам Альфред Карьер», оценивает «Гималайский мускус Пола», едва не вздрагивает над кустами морально давно устаревших «Мир» и «Пикадилли», касается цветков «Кардинала Ришелье». Морщится при виде ярких соцветий герани, одобряет дицентру превосходную и синюху, сокрушается при виде ужасной фуксинового цвета лаватеры, отмечает неведомый ей доселе сорт хохлатки. Конечно, не учитывать собственные предпочтения очень трудно, но она пытается по достоинству оценить мастерство и смелость владельцев, пусть даже она выражается в сооружении хитрых конструкций из камней или опрометчивом выборе трав для газона. Каждый устраивает сад сообразно своим капризам и пристрастиям, и это видно, но заметно и то, что здешние хозяева частенько смотрят телепередачи по устройству сада. Водоемам здесь позавидовали бы и устроители висячих садов Семирамиды: ручейки, каналы, миниатюрные речные пороги, фонтаны, пруды. В наше время сад — это демонстрация современных достижений не только растениеводства, но и инженерии. Украшения садов также отличаются разнообразием и порой демонстрируют фантазию и изобретательность владельцев: тут хозяева щедро усыпали дорожки гравием, там привезли полный грузовик речного голыша, в одном из садов обнаруживается четырехметровый пластиковый тотемный столб, в другом среди кустарников виднеется гипсовый бюст какого-то древнеримского божества. Вдруг Элейн оказывается точно в ином времени — на прямоугольной лужайке, окруженной бордюром из однолетников; сопровождающие нервно поглядывают на нее с недовольными улыбками. Они спешат препроводить ее в дом по соседству, где ее ждет тщательно «запущенный» сад, где растущие в беспорядке маки, скабиозы, ромашки и таволга украшают конец участка длиной в пятнадцать метров.
Она ищет хитроумное устройство сада, толковый подбор растений, интересные цветовые комбинации и сочетание знания тонкостей садового устройства с оригинальностью. Ей редко удается найти то и другое вместе. Слишком часто искусные садоводы зря тратят силы на осуществление крайне неудачного замысла, либо многообещающий дизайн выглядит совсем не так выигрышно из-за неверно подобранных растений. Возьмем, к примеру, вот этот длинный палисадник. Хозяева очень ловко и умело замаскировали длинное и узкое пространство, насажали кустарников и цветов и устроили тропинку, ведущую к фокусной точке в конце палисадника. Но вот в качестве фокуса выбрали заросли травы пампасной — неотъемлемого атрибута пригородного садика в стародавние времена; растет себе, безвкусная и пошлая, среди ковра более приемлемых цветов и растений. Что здесь не так? Элейн, хмурясь, обозревает заросли пампасной травы и что-то пишет в блокноте. И тут в ее мозгу снова появляется Кэт — вкупе с еще одним садом.
Кэт говорит «А можно и мне тоже?»
«Нет», — отвечает Элейн. Кэт четыре года, ей десять. И она делает сад. Насыпав земли в старый жестяной поднос, она раздумывает над тем, что и как посадить. Лужайка сделана из мха, там — кустик пушистой сурепки, здесь — купы незабудок, пучок очитка с крыши гаража: уже тогда Элейн знала, как что называется. Даже сегодня она явственно видит тот сад.
Она не забыла его. Может статься, так оно и началось — в то весеннее утро, когда ей было десять лет. Но теперь, когда она уже заканчивает творить и сажает в землю букетик «сережек» с дерева, призванных изображать плакучую иву, она осознает, что за ее спиной маячит Кэт.
55 
