57 
И тут появляется Кэт. Кажется, Кэт была с ней все время, все эти дни. Иногда она просто болтается поблизости, готовая вмешаться в любой момент. А иногда принимает активное участие в происходящем — вот как сегодня: ей четыре, десять — или она в одном из взрослых своих воплощений? И вот эти воплощения Кэт и не дают Элейн покоя: было ли это до фотографии или уже после? Было ли это во время романа с Ником — если это, конечно, было — или нет? Кэт стало две — ни в чем не повинная Кэт и та Кэт, что повела себя необъяснимо. Почему? Почему Ник?
За все эти годы у нее было множество мужчин. До Глина. Часто с Кэт приходил какой-нибудь поклонник: «А это Джеймс». Или Брюс, или Гарри, и слово «ухажер» приходило на ум при взгляде на них чаще, чем «любовник». Эти мужчины всегда являлись соискателями, с испытательным сроком. Спала ли она с ними? Не всегда, подозревает Элейн. И не так часто, отнюдь. Они были поклонниками — несколько устаревшее слово очень к ним подходило, — и, когда поклонение становилось чересчур усердным, Кэт от них избавлялась. В следующий раз она появлялась уже с другим или и вовсе одна. И за все это время — Элейн убеждена в этом — она не взглянула на Ника дважды и всегда обращалась с ним как со старым знакомым: муж сестры, отец Полли.
Она приходила и ради Полли тоже, думает Элейн. И внезапно вспоминает, как Кэт пришла к ней в роддом в тот день, когда родилась Полли. Она вошла в палату, неся в руках охапку голубых цветов душистого горошка и сияя от радости; когда она проходила мимо кроватей, все оборачивались ей вслед. Полли лежит в кроватке возле Элейн. «О!» — говорит Кэт. Склоняется к колыбели, очень тихо, пристально смотрит на ребенка, что-то в ее взгляде удивляет Элейн. «О… вот мы какие. — И оборачивается к Элейн: — Можно подержать?»
Элейн достает Полли из колыбели и кладет в руки Кэт. И Полли открывает глаза, и ее крохотное сморщенное личико оживает. На мгновение их с Кэт взгляды встретились.
Элейн тянется к ней: «Дай-ка. Ее пора кормить».
Кэт и Полли всегда были близки. И да, иногда я ревновала. Кэт приходила, как какая-нибудь фея-крестная. И Полли постоянно твердила: Кэт то, Кэт се. Кажется, Кэт была для нее всем, чем не смогла стать я.
Интересно, была ли она тем же самым для Ника?
Мысль об этом посещает Элейн, как только она подъехала к собственному дому, практически к двери, лишая ее чувства облегчения, которое она всегда ощущает после трудного дня в предвкушении безмятежного вечера. Чего не случится — Ник здесь больше не живет, и она не должна думать об этом.
Ну и конечно, она видит его машину — еще один неприятный укол. Элейн спешит в дом и принимается за рутинную работу: разбор писем, факсов, прослушивание сообщений «голосовой почты» и просмотр надписей на доске на кухне. Это прекрасно отгоняет непрошеные мысли. Она снова в строю, ее ум занимают запросы клиентов и прочие ежедневные заботы, которые требуют ее внимания. Звонила Полли, голос у нее расстроенный. Ник же не звонил — уже хорошо. Сотрудница издательства, с которым она работает, ждет ее завтра и обещает показать блестящие работы многообещающего молодого фотографа. На доске написано, что, согласно прогнозу, погода на выходных ожидается великолепная, а значит, посетителей в ее саду будет много. Джим предлагает привлечь своего племянника, чтобы тот помог ему расставлять машины на парковке. Пэм тоже понимает, что покупателей прибавится: она весь день рассаживала в горшочки для продажи саженцы морозника и черенки из теплицы — ранние фуксии и пенстемоны; наверняка и в магазинчике тоже будут толпы народу, а следовательно, и спрос станет выше.
Элейн сидит в оранжерее с бумагами на коленях и бокалом вина в руке. Дивный вечер — в лучах заходящего солнца пламенеют цветы эуфорбии, матово поблескивают декоративные травы. При взгляде на них она принимается размышлять о преходящей моде на садовые растения. Пампасная трава теперь не в чести (потому что так решили спецы вроде меня, думает она…), а когда-то шла нарасхват. Теперь владельцы участков предпочитают декоративный ковыль и китайский веерник-мискантус. Конечно, модное поветрие есть модное поветрие, но подобное непостоянство ставит под сомнение само понятие красоты. Можно долго рассуждать об этом. Элейн планирует включить обсуждение недостатков и капризов садовой моды в новую книгу, которая пока существует лишь в виде планов; ясно, что глубокомысленному эссе об эстетических проблемах не место на страницах глянцевого издания для преуспевающих садовладельцев, так что она ограничится лишь упоминанием об этом. Но тут от растений ее мысли вновь переносятся к людям. И как водится, она снова принимается думать о Кэт.
57 
