Особенно,... 
24 
— Знаю, читал, — сказал Сварог. — Чей Чедагон, сильванец. Очень толковая книга, заверяю вас. Король обязан в любой момент проявить злость и жестокость...
— Но вы столько для меня сделали совершенно бескорыстно...
— Ну, мне это, признаться, ничего не стоило, Вердиана, — сказал Сварог. — Пару часов посовещаться с нужными людьми, подмахнуть пару бумаг... И потом... Я в жизни сделал немало злого не в силу каких-то свойств характера, а по королевской обязанности. И вдруг появляется случай сделать добро совершенно бескорыстно, без малейших задних мыслей — политических, экономических, да любых — это так редко случается...
Вердиана смотрела на него с непонятным выражением лица, потом тихо сказала:
— Как же вам должно быть тяжело...
Умница, подумал Сварог. Чей Чедагона читала, без малейшей запинки название его книги произнесла... И сказал веско:
— Не особенно. Со временем привыкаешь... Вердиана, а что, если мы просто посидим и поболтаем? Мне совершенно нечем заняться, такое редко бывает, чтобы никто не приставал с неотложными делами...
— С удовольствием.
— Ну, в таком случае, можно устроить маленькое застолье, — сказал Сварог, прошел к шкафчику, стал вынимать оттуда всякую всячину. — Вы будете пить сок, а я позволю себе что-то покрепче. Рекомендую вот эти зеленые шарики, такого вы тоже наверняка никогда не пробовали — каталаунский домашний марципан.
— Вообще-то это против этикета... — неуверенно сказала Вердиана, тем не менее с любопытством разглядывая незнакомые сласти.
— Этикет здесь — это я, — сказал Сварог. — Сатрап я, или нет? Завтра же введу какой-нибудь совершенно другой этикет, и все его будут соблюдать, как миленькие. — Он вспомнил матушку Елизавету Петровну и одну из ее шалостей. — Например, издам указ, чтобы на придворные балы мужчины являлись непременно в женских платьях, а женщины, соответственно, в мужских нарядах. Что вы улыбаетесь? Между прочим, такое однажды случалось...
— Никогда не слышала...
И неудивительно, подумал Сварог. Сказал:
— Это было очень давно и далеко отсюда, мало кто и помнит, даже книжники... Вы мне вот что скажите — и больше никогда не будем к этому возвращаться... Эти все ваши страхи, что я потребую благодарности... Должны же они были быть на чем-то основаны? У меня что, столь отвратительная репутация в королевстве? Говорите, не смущайтесь и без дипломатии. Мне далеко не всегда говорят правду даже те, кто это обязан делать по долгу службы, а король обязан знать о себе правду.
Вердиана чуточку замялась, но наконец ответила, открыто глядя ему в глаза:
— Как вам сказать, ваше величество... Никакой такой отвратительной репутации у вас, пожалуй, нет. Но очень много сплетничают о вас и ваших женщинах... Говорят, вы их меняете, как щеголь — перчатки и шейные платки. Простите, если я сболтнула что-то не то, но вы сами просили быть откровенной...
— Да нет, все правильно, — сказал Сварог. — То есть, в том смысле правильно, что я жду от вас откровенности, а не насчет женщин.
И со стыдом подумал, что в том, что гуляют именно такие слухи, виноват сам. Конечно, женщин он не менял, как перчатки, но до женитьбы покуролесил изрядно — доступные грации из Королевского Балета, придворные красотки, что сами вешались на шею, да и в Империи...
— Откровенность за откровенность, — сказал он. — Да, я не был в свое время образцом благонравия, хотя и не с таким размахом, какой приписывает молва. Но я, так случилось, год как женат и пообещал жене не изменять.
В ее глазах полыхнуло неистребимое женское любопытство:
— А кто она? И почему об этом никто не знает?
— Совсем скоро узнают, вот увидите, — пообещал Сварог. — Но обо мне говорить неинтересно — у меня все на виду, а что не на виду — то государственные тайны... Давайте о вас. Как отец?
— У него все отлично, — сказала Вердиана. — Поселился в том поместье, что вы мне пожаловали, отношения с крестьянами, пишет, складываются нормально. Знаете, именно мелкопоместные дворяне как раз и умеют ладить с крестьянами гораздо лучше богачей — жизнь учит... — она улыбнулась. — Он только говорит, что боится однажды проснуться и обнаружить, что все это приснилось...
Ну что же... Пусть и очень, очень редко, но и Сварог ловил себя на том, что боится проснуться и обнаружить, что все было не более чем сном. А на самом деле он только что очнулся от долгого запоя, произошедшего от полной неизвестности и безвыходности — на Бараглайском холме, в кольце облавы, когда совершенно непонятно было, как же отсюда выбраться, и удастся ли выбраться вообще... Глупости, конечно, но ведь случаются такие мысли, хотя прекрасно знаешь, что столь долгих и подробных снов не бывает... А хорошо бы — были. Тогда оказалось бы, что никто не погиб, что иные подлости лишь приснились и ни разу не пришлось в интересах дела и ремесла наступать на горло собственной совести. Правда, это означало бы, что все победы и достижения тоже приснились — но это, быть может, и не такая уж большая утрата, зная, что и горе с потерями и мерзостью в душе было только сном...
24 
