Сэр Эйлмер даже не повысил голое, отчего его слова показались Джемме еще более страшными.
— Простите… дядя Эйлмер, если я вас… рассердила, — сказала Джемма. — Но только вы… так часто мне говорили… какая я для вас обуза… что я и подумать не могла, что вас может так расстроить мой уход.
— Расстроить?! — в ярости воскликнул сэр Эйлмер. — Я не расстроен твоим уходом, милочка, я просто не люблю, когда кто-то бросает мне вызов. И я не потерплю, чтобы моя племянница вела себя как последняя бродяжка и убегала из дома с первым же попавшимся прохожим. Ступай и собирай свои вещи, если не хочешь, чтобы я отхлестал тебя прямо тут, как ты этого и заслуживаешь!
— Полагаю, дядя Эйлмер, что нам придется… дождаться моего мужа. Посмотрим, что он скажет об этом!
Ответ Джеммы привел сэра Эйлмера в еще большую ярость, он потерял всякое самообладание, и его повышенный язвительный тон превратился в оглушительный рев.
— Ты немедленно сделаешь так, как тебе ведено!
Тут он замахнулся, словно для удара, и стал надвигаться на племянницу.
Та невольно съежилась от ужаса и отшатнулась, и в это время открылась дверь и в комнату вошел виконт.
Сэр Эйлмер опустил руку, а Джемма, не думая, бросилась к мужу.
Инстинктивно ей захотелось схватиться за него, спрятаться за его спиной, но она все-таки сумела взять себя в руки и в последний момент удержалась. Вместо этого она просто встала рядом с ним, и он почувствовал, что ее бьет дрожь.
— Могу я вас спросить, сэр Эйлмер, — поинтересовался виконт с откровенным сарказмом, — почему вы кричите на мою жену?
— Вашу жену! — насмешливо передразнил его сэр Эйлмер. — Неужели вы и вправду поверили, что она ваша жена? А ведь вы не дурак, Окли, — вы знаете не хуже, чем я, что в этой стране ни один брак с несовершеннолетней девушкой не может считаться законным без разрешения ее опекуна.
— Мы обвенчались по специальному разрешению, — сказал виконт, — и викарий, выполнивший эту церемонию, не задавал мне вопросов. А если вы предпочитаете предать дело огласке, то я готов ответить на любой вопрос перед магистратом. Моим главным аргументом, объясняющим этот достаточно импульсивный поступок, будет, разумеется, сострадание.
— Сострадание? — удивленно переспросил сэр Эйлмер, но затем, не дожидаясь ответа, решительно заявил:
— Вы можете как угодно вертеться и оправдываться за свое поведение, Окли, но только я намерен немедленно забрать мою племянницу домой и задать ей такую взбучку, которую она заслужила за то, что сбежала из дома и связалась с вами.
Голос сэра Эйлмера вновь сорвался на крик, и он удивился, увидев на губах виконта спокойную улыбку, когда тот ему ответил:
— Я надеюсь, что вы повторите все это, в тех же самых выражениях, перед магистратом. Как я уже сказал, какие бы чувства я ни питал к вашей племяннице, я не могу позволить, чтобы с юной девушкой, почти ребенком, обращались так жестоко и бесчеловечно. Не сомневаюсь, что от этого рассказа у судьи появятся слезы на глазах.
Когда он закончил говорить, наступила тишина. Потом сэр Эйлмер ответил, но уже с некоторой опаской, мелькнувшей в его маленьких глазках:
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Я повторяю вам, — резко заявил виконт, — если вы решите обратиться в магистрат и потребуете, чтобы наш брак был аннулирован, я приведу туда свою жену и покажу всем, как вы с ней обращались. Вы оставили на ее спине достаточно очевидные свидетельства своей жестокости. В этом случае, сэр Эйлмер, весь мир, а главное лондонский свет, в котором вы так стремитесь блистать, увидит, что вы на самом деле за человек.
Голос виконта звучал негромко, но не менее грозно, чем у сэра Эйлмера.
После этих слов в гостиной повисла напряженная тишина. Затем сэр Эйлмер пробормотал несколько неуверенно:
— Пожалуй, что… я немного погорячился. Конечно, если вы сами довольны таким необычным браком, я не стану пытаться его оспаривать.
— Вам нет никакого смысла это делать! — согласился виконт. — К тому же я уверен, сэр Эйлмер, что ваши лошади заждались.
С этими словами он открыл дверь гостиной.
Сэр Эйлмер уставился на него, пораженный:
— Вы что, Окли, вышвыриваете меня из своего дома?
— Вовсе нет, — ответил виконт. — Просто я даю вам понять, что предпочитаю видеть вас не внутри моего дома, а снаружи. Прощайте, сэр Эйлмер!
И тому ничего не оставалось, как удалиться восвояси.
Его лицо побагровело и исказилось от ярости. Тихо бормоча себе под нос проклятья, он быстрым шагом миновал виконта и бросился к выходу.