– Послушай, а ты бы хотел вернуться в реальный мир?
– Не могу, – холодно ответил Червяк. – Теперь это уже не моя реальность.
– В таком случае не ты ли сам ее создал?
Я была раздражена. Мои собственные проблемы, такие, как смерть матери и мое лесбиянство, от которых я страдала куда больше, чем другие, возникли не по моей вине. А этот парень, убив свою мать, только вчера своими руками создал эту новую реальность!
– Не знаю.
Как и при встрече, Червяк избегал говорить на эту тему.
– Быстрее разберись в этом и расскажи мне.
– Это еще что?! Почему я должен рассказывать другим о таких личных вещах?
– Я хочу услышать.
– Зачем это?
– Потому что хочу проверить: могла ли я убить, оказавшись на твоем месте?
Червяк замолчал, и надолго.
Я посмотрела в окно, на котором не была задернута штора. В нем отображалось мое пустое лицо с прижатым к уху мобильником. На стекле не было ни одной царапины.
Червяк впервые позвонил на мой мобильник вечером после ужина, как раз, когда у меня с отцом была в самом разгаре словесная перепалка. Отец настолько вышел из себя, что даже лишился дара речи! И все из-за того, что я ему сказала, что не буду сдавать вступительные экзамены в университет.
– И кем же ты собираешься стать?
Кем стать? Знаю ли это я сама?
Если требуется ответить прямо сейчас, то могу только сказать, что буду стоять за прилавком в «Беттине» или пойду учиться на хостес. Но, услышав это, отец определенно разрыдается. Отцу нравится работать в массмедиа, но при этом он до нетерпимости консервативен. Примитивный и неинтересный человек.
– Каким-нибудь ныне модным Винни-Пухом?! Брось эти шутки! – горячился отец. – Сперва, может, тебе и будет хорошо, а что потом? Перестань вести себя, как ребенок.
Но я и не вела себя, как ребенок.
Я просто не знала, что мне делать. В старших классах школы я все яснее осознавала свою сексуальную ориентацию, и все ближе приближалось время, когда мне надо будет сделать выбор: продолжать жить, обманывая окружающих, или открыться всему миру. Пока я еще не могла принять решение, и у меня не было ни сил, ни времени думать об учебе в университете.
В те дни я даже несколько раз порадовалась, что мамы уже нет в живых.
Я молчала, и отец начал читать свои нравоучения. Бабушка принесла очищенные персики и потихоньку ретировалась в свою комнату. Я заметила, что отец выбирает слова, понимая, что дед и бабушка могут подслушивать.
– Ты будешь сожалеть, что не поступила в университет! Я в этом уверен, потому что знаю многих таких молодых людей. Только встав взрослыми и выйдя в мир, они поняли, в каких благоприятных условиях росли, и потом сожалели, что упустили свой шанс. То же случилось и с моей помощницей. Она сказала, что не знает, почему не поступила на факультет фотографии Японской академии искусств. Она провалилась на вступительных экзаменах и больше не стала поступать. Но тем не менее она бросила вызов судьбе и устроилась на работу, чтобы заниматься любимым делом – фотографией. Я ею восхищаюсь, так как она сама выбрала свой жизненный путь. А ты даже этого не можешь. Ты не знаешь мира, а когда выйдешь в него, то разочаруешься. Но тогда будет уже поздно!
Нет, не поздно, ибо я уже давно вышла в мир…
Но это не тот мир, о котором говорил отец, это мир эмоций.
Я бы хотела сказать об этом, но для этого должна была бы открыться, что я лесбиянка. На это у меня не было мужества. Поэтому все, что я могла сделать, – надуться и принять недовольный вид.
– Во всяком случае, ты ведь любила искусство, может, тебе следует продолжить его изучать?
– Наверное, уже поздно.
Эти слова были своего рода компромиссом и могли отсрочить принятие окончательного решения.
Но я ненавидела себя за это.
Лицо отца неожиданно просветлело:
– Совсем не поздно. Ты можешь пойти в подготовительную школу. Я узнаю, куда лучше всего.
Из соседней комнаты послышался облегченный вздох деда.
Обстановка в нашем доме была довольно сложной. После смерти матери отец не мог уехать из этого дома, если бы даже и захотел стать свободным. На нем висел кредит на двадцать лет, за счет которого он построил дом на две семьи. При этом в случае смерти дедушки и бабушки земля переходила ко мне как к прямой наследнице. В этом случае я могла бы выгнать своего отца из дома! Эта мысль значительно улучшила мое настроение.