Возможно, они всего лишь обсуждали вопрос, который моррон для себя уже решил, а именно: можно ли доверять лекарю, и не заведет ли он их в ловушку. Если так, то переживать Аламезу было не о чем. Но с другой стороны, бессловесная беседа могла вестись и по другому поводу. Не исключено, что присутствие великана в их небольшой и не такой уж дружной компании мешало планам разведчиков; планам, о которых его не удосужились предупредить.
Дарк вполне допускал, что фон Кервиц поставил перед своими агентами задачу, избавиться от союзника, то есть от него, как только дело будет сделано или даже ранее, например, как только они проникнут в логово вампиров и до того момента, когда моррон вызволит своих собратьев. При таком раскладе Гара являлся не только нежелательным свидетелем подлого убийства со спины, но непреодолимой преградой для исполнения мерзкого предательского плана. Дарк не сомневался, что в случае нападения на него коварных союзников Гара без раздумий примет его сторону. Во-первых, потому что именно с ним эскулап заключил сделку, а во-вторых, великан сразу, при первой же встрече точно определил, за кем в их странствующей компании сила, а кто пребывает на вторых ролях. К тому же Дарк льстил себе надеждой, что хоть немного разбирается в людях. По его оценке, Гара был не из тех, кто вонзает нож в спину. Подленькие приемчики, бесчестные игры да хитрые уловки – удел бездарных да слабых, а вовсе не тех, кого Небеса наделили прозорливым умом и нечеловеческой силой.
В общем, пока они странствовали втроем, у герканских разведчиков еще был шанс справиться с Аламезом, внезапно напав и застигнув его врасплох. Присутствие же Гары не только лишало их этой возможности, но и в корне меняло расстановку сил. Разведчики были слишком слабы, чтобы открыто проявить агрессию против него или лекаря, но, видимо, продумывали, как им умело использовать суматоху и неразбериху поджидавших отряд впереди боев, в которых, как известно, за всем и всеми не уследишь, и что угодно может случиться.
Несмотря на серьезность закравшихся в голову подозрений, Дарк был далек от того, чтобы предаваться суетливой панике и судорожно искать верный путь для спасения, как себя, так и малознакомого шеварийца, к которому он испытывал симпатию. Во-первых, это были всего лишь опасения, а во-вторых, его попутчики не знали, что за козырь он припрятал в рукаве, а точнее, в котомке да в ножнах. Они вряд ли догадывались, что меч моррона и собственноручно выструганные им дротики отравлены смертельным для большинства людей ядом. Если у кого-то из двоих заговорщиков и был на «му» иммунитет, то уж точно не сразу у обоих.
Вот так и прошли полчаса быстрого, но не поспешного марша к очередной промежуточной отметке их долгого подземного маршрута. Гара шел впереди и размышлял о своем; Аламез приглядывал за, возможно, замышлявшими недоброе попутчиками, пытаясь предположить, осмелятся ли они нанести коварный удар при первом же удобном случае или нет; а Ринва с Крамбергом, даже не подозревая, что за ними вполглаза приглядывают, довольно частенько обменивались странными знаками и беззвучно корчили рожи. Игра в молчанку прекратилась, лишь когда путники завернули за пятый по счету поворот дороги и их глазам предстал досмотровый кордон, оказавшийся вовсе не таким, каким диверсанты себе его представляли.
Как далеко не по каждому портрету можно судить о красоте человека, так и далеко не каждый рисунок дает четкое представление о фортификационном сооружении, которое нужно либо разрушить, либо осадить, либо тайно миновать. Одни творцы заигрываются с фантазией и преломляют действительность через свое далеко не всегда здоровое сознание, другим же свойственно откровенно халтурить, опуская неброские, но важные детали, скрадывая недостатки и не считая зазорным нарушить масштаб. Желание приукрасить вместе со стремлением привнести что-то свое лежат в основе высокого искусства, но уж очень вредят реальной действительности. Основываться только на них – все равно что учиться ездить верхом, скача на деревянном коне, или размахивать в бою тренировочным затупленным оружием.
Когда знающему толк в устройстве крепостей и в ведении войн солдату иль офицеру говорят «заградительная линия», то в его голове мгновенно возникает картинка более или менее укрепленного редута. Им может быть каменная стена, окруженная рвом; высокий деревянный частокол; на худой конец обычный завал из подручных средств, чаще всего из обломков скрепленных между собой металлических конструкций и камней. Представшее же глазам Аламеза и его спутников зрелище даже с высокой степенью допущения нельзя было охарактеризовать как нечто «заградительное», да и «линия» была какая-то неказистая, скорее уж представляющая собой петлявшую туда-сюда кривую дугу. Видимо, те, кто складывал камни, перегораживая две трети ширины подземной дороги, даже краем уха не слыхивал о предварительной разметке и о маркерах-шестах, которыми испокон веков пользовались все без исключения зодчие.