Особенно,... 
73 
Пройдя мимо чересчур тихой казармы, если учесть, что внутри находилось как минимум три десятка солдат, миновав конюшню, в которой не стояло ни одной лошади, и небольшой скотный двор с одной-единственной свиньей, важно развалившейся посреди зловонной лужи, они вышли к цели. Гара подвел отряд к огромному по меркам подземелья и довольно просторному для любого города дому. Жилище вампиров имело довольно неказистый, кое-где даже обветшалый внешний вид, поскольку на давненько не крашенном фасаде не было ни барельефов, ни резных украшений, да и некоторые камни в кладке стоило уже давно заменить. Однако это было единственное здание во всем обжитом шеварийцами подземелье, про которое Аламез мог сказать, что оно построено основательно, добротно… на века.
– Вход всего один, поскольку тыльная сторона прямо в скалу упирается, – шепотом констатировал Крамберг, видимо, посчитав, что его спутники ослепли и сами того не видят, – окон на втором этаже маловато, всего три. Свезло так свезло…
– Да заткнись ты! И без тя тошно! – грозным шепотом прорычал Гара, а Дарк с Ринвой дружно и незаметно ткнули говорливого компаньона локтями в бок. – Ишь, сколько стражи нагнали, раньше никогда столько не было… Помните, поленьями на ножках прикидываетесь, пока я знак не подам. Рожи в пол, взор дурной, слюна на сапоги, движения вялые!
«А какой знак-то?» – вновь хотела уточнить Ринва, но замешкалась, а проводник опять не предоставил ей такой возможности. Вытерев пот со лба и попытавшись придать своему угловатому лицу самое дружелюбное выражение, Гара вразвалочку направился к крыльцу, возле которого прохаживались аж шестеро часовых, в отличие от сослуживцев, охранявших дорогу, облаченных в боевые доспехи и отменно вооруженных. Вампиры были явно настороже: то ли убитые Дарком горняки были уже найдены; то ли кровососы получили неприятное известие из Аргахара, что в сторону Марфаро кто-то телепортировался; то ли врагов встревожило что-то еще…
* * *
Деревья – чудесные творения растительного мира, ведь им удается насыщать воздух благоухающими ароматами и первозданной свежестью даже глубоко под землей. Едва приблизившись к парку и сделав не более двух-трех вздохов, Сонтерий тут же ощутил успокоение и какую-то странную апатию ко многим, кажущимся ему еще совсем недавно важными вещам, в том числе и к собственной, раскачивающейся на тонюсеньком волоске обстоятельств судьбе. Свежесть и тишина, царившие в погруженном в полутьму безлюдном парке, внезапно не только успокоили ученого, но и освободили его от потаенных страхов и жестких ограничений, в плену которых он прожил последний десяток, а то и более лет. Обычно забитая лишь расчетами, знаниями да правилами голова Сонтерия неожиданно оказалась абсолютно пустой, как будто очищенной от мелочного, второстепенного хлама, и его озарила изумительно простая и явная мысль. Проживший не одну сотню веков вампир вдруг не только понял, но и прочувствовал каждой клеточкой своего тела, что в жизни каждого существа является самой главной, первостепенной ценностью, по сравнению с которой все остальные достижения и блага – лишь одно большое, всеобъемлющее Ничто, жалкая иллюзия, блестящая ловушка-обманка, уродливый плод трусливого самовнушения.
«Главное в жизни – свобода! Только свободный индивидуум может по-настоящему быть личностью, и не важно, кто он: человек, моррон иль вампир! – крутилось в голове Сонтерия, опьяненного осознанием того, что он наконец-то избавился от клановых оков и перестал быть малюсенькой, безвольной букашкой в огромной колонии таких же, как он, порабощенных общностью существ. – Я ведь стал вампиром не только для того, чтобы получить бессмертие, но затем, чтобы оказаться вне королевских законов и избавиться от ярма человеческих норм, обычаев и традиций. Я пережил обращение, чтобы обрести свободу от всех, но как-то сам для себя незаметно ее потерял, как только примкнул к клану. Как же так вышло? Знания, исследования, моя работа – ведь это всего лишь инструменты, при помощи которых я хотел улучшить себя и окружающий мир, а также закрепить свою независимость. Как же так получилось, что они из средств достижения цели в эту самую цель и превратились?! Как же я вновь попал в кабалу обязательств?! Как же я позволил «ястребиным когтям» вновь лишить меня свободы и поработить?»
Осознание собственной ошибки душило Сонтерия, но в то же время его и радовало, что все уже осталось далеко позади. Отважившись на предательство, он вновь обрел желанную свободу, и даже если ему с напарником – морроном и не удастся свершить безумное, с точки зрения здравого смысла, начинание, то он все равно умрет не рабом, а свободной, подчиняющейся лишь собственной совести личностью.
73 
