— Моя дорогая, — почти ласково проговорил он, — вы должны привыкнуть к этой мысли. Вы знаете, что в пользу этого решения говорит очень многое, а вот против — ничего.
Кэтрин по-прежнему молчала, зная, что пытаться донести до него свое отношение к его предложению все равно не имеет смысла. Он ее просто не услышит.
— Наш брак положил бы конец любым утечкам из семейной казны, — продолжал он. — Мне нужна жена, и вы одиноки — у вас нет ни мужа, ни отца, никого, кто бы защищал вас от соблазнов, укреплял в добродетели, направлял вас на путь спасения. Если вы не выйдете за меня, мы оба пропадем — я из-за кабального договора, что заключили между собой мой дядя и ваш отец, а вы из-за… ну, дорогая, я не хочу быть жестоким, но маловероятно, чтобы вам еще кто-нибудь сделал предложение. Вам уже за тридцать, и…
Он не стал договаривать, очевидно, пытаясь изобразить деликатность. По-видимому, он забыл, что уже говорил ей, не стесняясь в выражениях, что о ней думает. Кому нужна некрасивая, упрямая, скорее всего бесплодная вдова преклонных лет, даже если она и богата? Это было сказано до того, как он осознал, насколько важно для него завладеть ее деньгами, но Кэтрин запомнила сказанное. Даже если все то, что он говорил, — правда, ей все равно было неприятно. Кэтрин опустила глаза.
— Я знаю, сколько мне лет.
— Время, увы, не течет вспять, — сказал он, наставительно и мягко. Люсьен мог быть очень убедительным, когда того хотел. — Завтра я подам прошение о лицензии. Скажите вашей матери, чтобы поторопилась завершить все свои дела в Лондоне. Нам следует вернуться в Суссекс сразу после свадьбы.
Кэтрин промолчала, и Люсьен улыбнулся. Он опустил книгу с проповедями на стол и ушел, закрыв за собой дверь. Каждый удар сердца отдавался в ней болью. Примет ли Джерард де Лейси ее предложение? Что делать, если капитан ей откажет? И что ее ждет, если Люсьен Хоу все же поведет ее под венец? Она не могла сказать, положа руку на сердце, что Люсьен Хоу был склонен к физическому насилию, но добрым он точно не был. И еще он умел подавлять чужую волю. Умел настоять на своем. Он уже сумел склонить на свою сторону ее мать, и теперь та с удручающим постоянством твердила дочери о том, чтобы та поскорее ответила Люсьену Хоу согласием. Возможно, у ее матери своя логика; ее дочь — невзрачная вдова не первой молодости, а Люсьен как-никак аристократ, виконт — и к тому же хорош собой. Даже его религиозный пыл не многими воспринимался бы как недостаток.
А вот тот факт, что его имение заложено, для большинства потенциальных невест как раз являлось серьезным аргументом против вступления с ним в брак. Пока Люсьен Хоу беспрепятственно распоряжался деньгами вдовы его дяди, он мог сохранять видимость респектабельности, но как только его лишат доступа к ее деньгам, правды уже не скрыть, и все увидят, что король голый. Ему, так или иначе, придется поставить родителей любой потенциальной невесты в известность о своем истинном финансовом положении, а гордость Люсьена — и Кэтрин это знала — не позволит ему признаться в том, что на самом деле он нищий. Даже если обстоятельства вынуждают его жениться на ней — на женщине, к которой он относится с нескрываемым пренебрежением, Люсьен дал понять, что не допустит, чтобы кто-то узнал о том, что его наследственный титул почти полностью оплачивается деньгами ее отца — деньгами простолюдина. Каким бы праведником ни пытался он себя представить, грех тщеславия ему был отнюдь не чужд.
Кэтрин опустилась в кресло, зябко кутаясь в шаль. В камине весело потрескивали угли, но она никак не могла согреться. Ноги у нее онемели от холода. Кэтрин свернулась калачиком, прижавшись щекой к потертому подлокотнику кресла, и закрыла глаза. Сегодня она совершила безумный, неслыханный по своей дерзости поступок, она сама не до конца верила в то, что решилась на это. Гнаться через весь город за незнакомцем, чтобы потом упрашивать его жениться на ней! Любой, кто ее знал, ни за что бы не поверил, что невзрачная тихоня Кэтрин Хоу на такое способна. А вот если бы она, оценив практическую целесообразность выдвинутых Люсьеном аргументов, не ропща, приняла его предложение, никто бы не удивился. Прежний муж был на двадцать лет старше ее, а этот — ровесник и к тому же хорош собой. Брак с ним позволил бы ей остаться жить в доме, в котором она прожила последние десять лет, вернуть статус леди и, возможно, даже завести детей. Мать ее, привыкшая считать себя родственницей виконта, безусловно, была бы довольна.