Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
163 
— Пусть сами попробуют и тогда поймут, чего они лишились с нашим отъездом.
Эта ферма, купленная в виде девственных акров, где не было ни единого расчищенного участка, ни этого большого дома, теперь была оснащена всеми видами фермерских строений — хлевами, сараями, ангарами, колодцами и появившейся недавно большой дамбой. Весь капитал Пайнов был вложен в ферму. Когда они приехали, у них ничего не было.
Седрик возразил жене с жаром, которому Сильвия не раз уже была свидетелем:
— Я не сдамся. Им придется прийти сюда и вышвырнуть меня, но сам я ферму не брошу.
Тогда потекли жалобы Эдны. После Освобождения стало невозможно купить даже самое основное из продуктов, не говоря уже о приличном кофе или банке рыбных консервов. «Они» не могли обеспечить даже поставки кукурузной крупы для работников, так что Эдна вынуждена держать полную кладовую припасов на тот случай, когда к ней снова пожалует голодная толпа, умоляя о еде. Ей надоело терпеть оскорбления. Они — Пайны — платят за обучение двенадцати чернокожих детей, но никто из этих высокопоставленных черных ублюдков не пожелал выдать им кредит на развитие или что-либо еще. Все они — сплошное высокомерие и некомпетентность, они ничего не умеют и думают только о том, как бы отхватить побольше для себя, с нее хватит…
Ее муж знал, что она должна выговориться, так же как она позволяла выговориться ему каждый раз, когда на веранде появлялось новое лицо, и Седрик сидел молча, поглядывая на табачные плантации — пышные, зеленые — и на дождевые облака, собирающиеся на горизонте и обещающие пролиться к вечеру ливнем.
— Ты сошел с ума, Седрик, — обратилась к нему жена, очевидно продолжая их многочисленные разговоры с глазу на глаз. — Нам нужно спасти, что возможно, и уехать в Австралию, как Фриманы и Ватлеры.
— Мы уже не так молоды, как раньше, — сказал Седрик. — Ты всегда забываешь об этом.
Но ее было не остановить:
— И этот бред, с которым мы должны мириться! Жена повара больна, потому что ее, видите ли, сглазили. Да у нее приступ малярии, потому что она не принимала таблетки. Я говорю им, я все время говорю им: если не будете принимать лекарства, то будете болеть. Но вот что я вам скажу. Этот их н'ганга имеет больше веса в местных делах, чем любой чиновник из правительства.
Сильвия рискнула войти в бурный поток ее красноречия:
— Как раз об этом я и хотела поговорить с вами. Мне нужен ваш совет.
Две пары бледно-голубых глаз уставились на гостью с вниманием: давать советы — это то, что они умеют делать лучше всего. Сильвия обрисовала в общих чертах ситуацию.
— И теперь меня считают воровкой. И что это за заклятье, наложенное на новую больницу?
Эдна издала короткий, злой смешок:
— Ну вот, опять. Понимаете? Глупость чистой воды. Когда деньги на новую больницу закончились…
— Почему они закончились? И я слышала сначала, что их дали шведы, потом — что немцы.
— Какая разница? Шведы, датчане, янки, кто угодно — только деньги, переведенные ими в Сенгу, пропали со счета, и они отказались от дальнейшего участия. Сейчас Всемирный банк, или «Глобал Мани», или «Кэринг Интернэшнл», их сотни, этих благодетелей-идиотов, пытаются найти новый источник средств, но пока не нашли. Мы не знаем, что там у них происходит. А тем временем ящики с оборудованием просто гниют, так говорят черные…
— Да, я видела их. Но зачем посылать оборудование, когда больница еще не достроена?
— Обычное дело, — пожала плечами Эдна Пайн, довольная тем, что ее правота в который раз доказана жизнью. — Не спрашивайте меня почему; если дело в их проклятой некомпетентности, то даже не спрашивайте. Говорили, что больницу построят и откроют за шесть месяцев, ну подумать только, что за чушь, но чего еще ожидать от этих идиотов в Сенге? Я думаю, что здешний Большой босс, господин Мандизи, как он себя называет, пошел к н'ганга и попросил распустить слухи, будто бы на больницу и все ящики наложено заклятье и все, кто хотя бы пальцем их тронет, навлекут на свою голову всевозможные беды.
Седрик Пайн коротко хохотнул.
— Отличная идея, — сказал он. — Очень умно, Эдна.
— Я рада, что ты оценил, дорогой. В общем, это сработало. Но потом, похоже, вы поехали туда и что-то взяли.
— Полдюжины «уток». У нас в больнице их совсем не было.
— Полдюжины — это слишком много, — вставил Седрик.
— Но почему мне никто ничего не сказал? Помимо нас с Ребеккой было еще шесть женщин из деревни. Они просто… вскрывали ящики и брали, что хотели. И ничего не сказали мне.
163 
