Последние отзывы

  164  

— Ну, а разве они могли что-то возразить? Вы же в их глазах — миссия, Бог-отец и Церковь, да и отец Макгвайр вечно ругает их за суеверия. И к тому же они, наверное, решили, что мути Бога сильнее, чем мути их шамана.

— Оказалось, что нет. Потому что люди начали болеть и умирать, и это из-за того, что они украли вещи из ящиков. Так говорит Ребекка. Но на самом деле это СПИД.

— А, СПИД.

— Почему вы произнесли это так? СПИД — это доказанный факт.

— Да просто это последняя соломинка, — объяснила Эдна Пайн, — вот почему. Они приходят из своих хижин и просят мути. Я говорю им, что от СПИДа мути не существует, а они, конечно же, думают, что мути у меня есть, только я не хочу им давать его.

— Я знакома с деревенским н'ганга, — сказала Сильвия. — Иногда я прошу его помочь мне.

— Хм, — заметил Седрик Пайн, — это называется невинность, шагающая в клетку со львами.

— Не буди лиха… — произнесла Эдна раздраженно, едва сдерживаясь и не скрывая этого.

— Когда я сталкиваюсь со случаями, где наши лекарства бессильны — те лекарства, что есть у меня, — и Ребекка начинает говорить, что этих людей сглазили, то я прошу н'ганга прийти в больницу. Я прошу его убедить больных, что это не сглаз, что их не… прокляли, что угодно… И я говорю ему: «Я не хочу выведывать ваши секреты, только помогите мне». Прошлый раз, когда н'ганга приходил, он подошел к каждому из тех, кто там лежал — я думала, что они не выживут. Не знаю, что он им сказал, но некоторые из них просто встали и пошли — они излечились.

— А другие?

— Местные н'ганга знают про СПИД — про худобу. Они знают больше, чем люди в правительстве. Наш н'ганга говорит, что не может вылечить СПИД. Он может лечить симптомы — кашель, например. Поймите же, я рада его помощи, ведь у меня так мало возможностей здесь. У меня даже элементарных антибиотиков нет. Вот только сегодня, вернувшись из Лондона, я зашла в свою аптеку, а там почти пусто, все украдено. — Ее голос звенел, под конец в нем зазвучали слезы.

Пайны переглянулись, и Эдна сказала:

— Эти проблемы берут над вами верх. Не надо принимать все так близко к сердцу.

— Уж кто бы говорил! — вздохнул Седрик.

— Ну да, ты прав, — согласилась Эдна. И Сильвии: — Я знаю, каково это. Возвращаешься из Англии и впрягаешься в работу на адреналине, ты просто пашешь и пашешь, а потом вдруг: бамс, ты валишься без сил и два дня ни рукой, ни ногой пошевелить не можешь. Так что вот: пойдите-ка и полежите часок. Я позвоню в миссию, скажу, что вы задержитесь.

— Подождите, — сказала Сильвия, вспомнив, что еще не упомянула о самом важном для себя. За обедом она услышала, что ее, Сильвию, считают шпионкой ЮАР.

Плача, потому что, раз полившись, слезы отказывались останавливаться, она рассказала фермерам об этом, и Эдна засмеялась и сказала:

— Да не обращайте внимания. Не тратьте на это слез. Нас вот тоже принимают за шпионов. Дай собаке дурное имя и повесь ее. У южноафриканских шпионов фермы можно отбирать с кристально чистой совестью.

— Не говори ерунды, Эдна, — возразил Седрик. — Им не требуется никаких поводов. Они и так могут забрать у нас все в любой момент.

В кольце сильной руки Эдны Сильвия перебралась с веранды в комнату в глубине дома. Там Эдна уложила гостью на кровать, задернула занавески на окнах и ушла. По тонкому хлопку занавесок бежали быстрые тени облаков, потом вернулся желтый предвечерний свет, потом вдруг стало темно, грянул гром, и началось светопреставление — по железной крыше забарабанил дождь. Сильвия заснула. Разбудил ее улыбающийся негр с чашкой чая. Во время войны доверенный повар Пайнов тайком провел в дом партизан, а потом сбежал с ними. «У него не было выбора, — говорил отец Макгвайр. — Он не плохой человек. Работает сейчас у Финли в Коодоо-крик. Нет, конечно, Финли не знают его историю, зачем?» Вообще же о прошедших событиях святой отец говорил с отстраненностью историка, а вот о личных тяготах и лишениях рассуждал долго и со страстью. Интересно: если судить по тону говорящего, то вчерашнее несварение желудка священника обладало той же значимостью, что и неодобрительное отношение сестры Молли к папе римскому, жалобы Пайнов на черное правительство или слезы Сильвии, огорченной пропажей лекарств.

Закат на веранде: гроза умчалась дальше, буш и цветы, все в каплях дождя, сверкают, наперебой заливаются птицы. Рай. Если бы это она, Сильвия, создала эту ферму, построила этот дом, трудилась на этой земле с такой самоотдачей, разве не чувствовала бы она то же, что и Пайны? А их жизнь сейчас отравляло горькое чувство несправедливости. Разлиты по бокалам напитки, брошены кусочки лакомств Лусаке и Шебе, чьи когти клацают и царапают по бетонному полу, когда собаки подпрыгивают с раскрытыми пастями, Сильвия слушает — а Пайны говорят и говорят, одержимые и ожесточенные. Когда-то давно она сказала на этой веранде (но тогда она была совсем еще неофитом):

  164