— Вероятность выкидыша, — пояснил врач, — Ребята постараются исключить любую опасность.
Гор кивнул и вновь посмотрел на Аврору. То ли от переживаний, то ли от усталости, но девушка уснула. Гор, подняв Аврору на руки, отнес в отведенную для них палату, уложил на постель и прилег рядом, укрыл свою куколку одеялом, и начал медленно поглаживать ее живот широкой ладонью. Поймал себя на том, что тихо напевает ей на ухо колыбельную, которую мама пела ему в детстве.
Ночью Авроре стало хуже. Открылось кровотечение, поднялась температура. Гор замер неподвижной статуей в углу палаты, пока вокруг Авроры бегали медсестры и врачи. Он стиснул зубы до стального привкуса во рту, до боли сжимал руки в кулаки, видя, как по бледному лицу Ави катятся слезы. Она улыбалась ему грустно, не позволяя беситься и сходить с ума. Без слов, взглядом говоря, как он ей сейчас нужен.
К полуночи Аврору увезли в операционную, оставив Гора у распашных дверей, позволив наблюдать через небольшое окошко за событиями.
Гор находился в прострации. Опираясь рукой о дверь, наблюдал за врачами. И все молча, чувствуя, как забытый, заглушенный временем и силой воли страх шевелится и, словно змей, разматывает свои кольца. Еще немного и он нападет, завладеет всем телом целиком и тогда… Гор старался отгонять от себя подобные мысли. Все будет хорошо.
Все. Будет. Хорошо.
В больницу приехали его родные, но он не заметил их, пока на плечо не легла тяжелая рука отца, а мама не обняла его, как в детстве.
— Я так ее люблю, — тихо, едва слышно проговорил Филипп, — Так люблю.
— Спокойно, Филька, спокойно, — уговаривала Вика брата, страшась его реакции, в случае, если доктора сообщат не очень хорошие новости, — Ей сейчас ты нужен во вменяемом состоянии.
Гор это понимал. Но со страхом пока справиться не мог.
Он увидел, как к Андрюхе подошел хирург, что-то сказал. Главврач выдохнул, посмотрел в сторону дверей, за которыми собралось семейство Пятигорских, и пошел к ним.
— Ави? — хриплый голос словно наждак прошелся по горлу.
— В порядке, — начал говорить Андрей, — Беременность сохранить не удалось. Мы сделали все возможное…
— Значит, не все, если ребенка не спасли! — рявкнул Гор на всю, казалось, клинику, — У тебя тут аппаратуры столько, что можно трупы воскресить, а ты ребенка моего спасти не смог!
— Филь, так бывает, — начал было Андрей, но осекся, столкнувшись с бешеным взглядом мальчишки.
Гор с размаху впечатал кулак в стену, еще и еще, пока на плечах не сомкнулись руки отца. Ящер с Чертом оттащили его от стены и усадили на кушетку.
— Филенька, сынок, — разобрал Гор голос матери, — Ави очнется, огорчится. А ей сейчас нужна твоя поддержка.
И только эти слова помогли. Все верно. Он нужен Ави. Он должен быть сильным за них двоих. Должен одолеть страх. Должен справиться. А не забиваться в угол, как тогда, в детстве. Ради его Куколки. Ради его Звезды.
14.
Аврора просыпалась медленно, словно выпутываясь из липкого тумана. Веки казались тяжелыми, почти неподъемными. Но Ави справилась. Открыла их и сразу утонула в шоколадных омутах. Филька сидел прямо на полу, опираясь спиной о стену, около кровати. Руку Авроры он осторожно держал в своих ладонях, ласково перебирая пальчики.
Кукла смотрела в любимые глаза и боялась задать вопрос. Гор видел это, видел ее страх и нерешительность. Господи, как бы он хотел сейчас обмануть ее! Но не мог.
Он только прижал ее ладонь к своим губам, и судорожно выдохнул, пытаясь подобрать слова. Но их не было. Да они и не были нужны. Аврора и без них все прекрасно поняла.
— Брось меня, — вдруг тихо попросила Аврора, — со мной одни проблемы.
Ее голос звучал глухо, приносил почти физическую боль.
— Дурочка моя, — прошептал Гор, сглатывая противный комок в горле, — Ну куда я без тебя? Я же не смогу…. Знаешь ведь, не смогу…. Без тебя…. Совсем никак…. Знаешь же…
Филипп замолчал, глядя в голубые глаза, ставшие вдруг совсем тусклыми, словно кто-то выкачал из них всю радость.
— Это я, — вновь зашептал Гор, — Моя вина. За все, что натворил. Судьба, она такая, одной рукой дает, второй отбирает. Это я виноват.
— Глупости, — возразила Аврора, — Ты самый лучший.
— Ави, — Гор криво усмехнулся, — Я псих. Реальный. Неуравновешенный. Меня заводили бои, адреналин и вид чужой крови. Куча народа слегло из-за меня на больничную койку. А ты говоришь — лучший.