46 
Женщины захлопали в ладоши, я и немногочисленные мальчишки воздержались.
Альберта взглянула на меня с улыбкой.
– Том, ты вытащил ее на свет, и тебе принадлежит честь дать ей имя.
Перед глазами густела темная пелена.
– Ладно, – буркнул я. – Кэти. Назовите ее Кэти.
– О’ке-е-ей, – ухмыльнулась Альберта.
Они с Мэси переглянулись, пожали плечами. Мэси развернулась к толпе.
– Мы нарекаем эту телочку, нашу молочную сестру, именем Кэти!
Аплодисменты.
Так я назвал в честь Кэти молочную корову.
Я вышел из амбара на нетвердых ногах, прижимая руки к бокам, чтобы унять дрожь. Пытался сосредоточиться на залитых солнцем весенних полях, на старом бревенчатом доме Лог Сплиттерс, на сараях, где четвероногие сестрички Кэти давали домашнее молоко. Я старался смотреть только на свободных от петушиного ига куриц, откладывавших политкорректные яйца, на приют для бродячих собак и кошек, кроликов и толстых поросят, на статую обнаженной богини, стоящую среди зеленых грядок. Статую вырезали цепной пилой из цельного дуба. Но думать я мог только о том, что на коже у меня высыхают жидкости нового рождения, отчего у меня перехватывало горло. Не вздумай. Дыши. Не смотри вниз.
Но ужас и искушение были слишком велики. Я посмотрел на себя, на покрытые кровью руки. И внезапно снова оказался на Манхэттене, покрытый высыхающей кровью и пылью, мертвой пылью обломков, под которыми я искал Шерил и Этана.
Меня снова окутала смерть.
Пришло время напиться.
Глава 8
Кэти
Груз одиночества
Красота открывала все двери; она дарила мне вещи, которых я не ожидала, которых я определенно не заслуживала. Тридцать лет назад так говорила Дженис Дикинсон, первая супермодель, которая появлялась на обложке «Вог» невообразимые тридцать семь раз на пике своей карьеры. Сейчас, когда ей исполнилось пятьдесят с чем-то, Дженис пристроилась звездой реалити-шоу на ТВ, а от ее высказываний краснели морские пехотинцы. Дженис говорила: лучше я буду честной сукой, чем сопливой жополизкой в сахарном сиропе.
Я тоже, подумала я. Если бы только мне удалось хоть на что-то разозлиться.
Три тома мемуаров Дженис лежали у меня на кровати, рядом с ноутбуком, книгами с аутотренингами (которые не помогали), книгами о фобиях и панических атаках, феминистскими манифестами «Тайна женственности» и «Миф о красоте», Библией, книгой о дзен-буддизме и «Унесенными ветром».
Скарлетт была совершенной королевой красоты. Дайте ей микрофон, спросите, чем она интересуется, и она улыбнется нежной улыбкой и тихо скажет срывающимся от волнения голосом: «Я хочу посвятить свою жизнь миру во всем мире». И будет при этом думать: Да пошел он, мир во всем мире. Я хочу денег, Тару, Ретта со стояком. Хочу, чтобы Эшли целовал мне ноги и делал прически. А Мелани? А пусть выкусит, святоша драная.
На противоположном конце комнаты, в изножье кровати, светился экран большого телевизора с плоским экраном. На нем оплывший, но хорошо оснащенный мужчина и женщина с мрачным лицом и красными метками от ударов на бедрах совокуплялись по-собачьи на черном кожаном диване. На другом большом экране Мэри и Пол-Пинты слушали Маленького Джо, то есть папу, как нужно жить на диком западе, в «Маленьком домике в прерии». Порно и «Маленький домик» обладали одной общей чертой: там никто не горел и ничто не напоминало реальную жизнь.
Идеально. Я не хотела даже слышать о реальной жизни. Я искала в Интернете биографии великих затворников – родственных душ. И не удивилась, когда узнала, что деньги приносят освобождение ментально неуравновешенным людям, возводят гладкую стену между бродягой, который прячется под мостом от собственных демонов, и Говардом Хьюджсом, который прячется от мира в личном отеле Лас-Вегаса.
Я лежала на кровати, опираясь на подушки. На мне были только лечебный костюм телесного цвета и благословенная горнолыжная маска. Гарнитуру мобильного я прицепила к уху, прорезав в маске маленькую дырочку. Я почти что медитировала, прижав к груди одну из книжек Дженис, отстраненно просматривая порно и поедая бисквит от Дельты.
Фотографии дома бабушки Нэтти теперь занимали всю комнату. Многие я вставила в рамки, последние прикрепила к столбикам кровати. Я снова перечитывала книгу Дженис и восхищалась ее лихорадочными попытками выжить, благородной яростью, с которой она смотрела на мир. Я хотела понять, как людям удается разозлиться. Сама я злиться не могла и с каждым днем все глубже уходила в депрессию. Я искала метки на пустынной дороге без карты. Привет, собратья-путешественники!
46 
