— Я не подумал! Прости!
Она быстро смахнула слезы ладонью и попыталась придать себе независимый вид.
— Я знаю…
— Я не сомневаюсь, что ты знаешь, — успокоил он. — В конце концов, ты такая серьезная девочка.
Он осторожно убрал с ее лица блестящую прядь и заправил ее за ухо с такой нежностью, что сердце у нее болезненно заколотилось. Ей казалось, она сейчас утонет в темной глубине его глаз.
Неужели… поцелует? Она хотела этого больше всего на свете.
— Я…
Но ей не удалось узнать, что хотел сказать или сделать Габриэль, потому что в этот момент дверь распахнулась.
— Так вот ты где!
Серые глаза Лидии быстро оценили обстановку. Ее тщательно подведенные брови сошлись вместе, недвусмысленно показывая, что она, мягко говоря, недовольна.
— Я, кажется, велела тебе отправляться в свою комнату и заняться уроками! Что ты здесь крутишься?
Рэйчел понадобилось несколько секунд, чтобы оправиться от неожиданности, у Габриэля же не дрогнул ни один мускул на лице. Он неторопливо и, как показалось Рэйчел, нехотя убрал руку с ее щеки, как будто не желал нарушать их хрупкой близости.
— Я… — попыталась протестовать Рэйчел.
— Немедленно к себе!
Взгляд Рэйчел пробежал по его лицу, ища поддержки, но он лишь сочувственно улыбнулся и кивнул в сторону двери.
— Лучше делай, что говорят. Иначе тебе никогда не заработать состояния, которого ты так жаждешь.
Протестующе вздохнув, Рэйчел поднялась и побрела из комнаты. Уже у лестницы она услышала громкий голос матери, несущийся из приоткрытой двери:
— Я была бы вам весьма признательна, Габриэль, если бы вы оставили мою дочь в покое. Я не хочу, чтобы вы забивали ей голову всякими глупостями…
— Вам не о чем беспокоиться, миссис Амис, — отрезал Габриэль тем строгим, официальным тоном, которым он всегда разговаривал с Лидией. — Какие бы коварные замыслы по отношению к Рэйчел вы во мне ни подозревали, они существуют только в вашей голове. Смею вас уверить, что думаю о ней только как о юном друге. Она со мной в полной безопасности.
При этих словах слабая надежда, которая еще теплилась у нее в душе, угасла. Рэйчел вдруг почувствовала себя несчастной и больной: она не желала быть в безопасности с Габриэлем! И меньше всего хотела, чтобы он думал о ней как о юном друге.
Рэйчел вдруг очнулась, словно от внезапного толчка, и обнаружила, что сидит на краю постели, а воспоминания проносятся перед ней, как кадры кинохроники.
Вокруг было темно и тихо; в комнату проникал холод весенней ночи.
Поежившись, она вскочила и потерла руки, чтобы согреться, пытаясь стряхнуть наваждение. Первой мыслью было включить свет, но даже внезапное сияние лампы не могло осветить все потаенные углы ее памяти, где густой и липкой паутиной скопилось прошлое.
Если бы ее оставили в покое! Может быть, тогда она действительно была бы в безопасности.
Но ее нарождающаяся сексуальность, ее женская гордость были уязвлены. В словах Габриэля она услышала отнюдь не декларацию о намерениях, а вызов. Она бросилась в свою комнату, упала на кровать и безудержно зарыдала, колотя сжатыми кулаками подушку. Все ее мысли, как в фокусе, сошлись на том моменте, когда Габриэль коснулся ее лица.
— Он хотел поцеловать меня! Я знаю, он хотел! — повторяла она себе. — И поцеловал бы, если бы не пришла Лидия!
А все, что он сказал потом, — это только чтобы успокоить мать, думает он совсем не так.
Ей почти удалось убедить себя. Что при этом чувствовал или не чувствовал Габриэль, осталось за скобками — она любит его и сделает все, чтобы однажды он об этом узнал.
И вот тогда, клялась она себе, он заметит ее настоящую; признает, не сможет не признать ее взрослой, зрелой женщиной. И он — Рэйчел уверена — никогда больше не будет обращаться с ней как с ребенком и не сможет ограничиться простой дружбой.
Она верила каждому слову этой клятвы, словно присягала на Библии в зале суда. В результате с этого момента она уже никогда не была в безопасности рядом с Габриэлем.
Глава четвертая
— Ждать — хуже нет, не так ли?
— То есть?
Рэйчел испуганно обернулась, оторвав невидящий взгляд от окна, и обнаружила рядом с собой Габриэля. Он подкрался, словно кот, по толстому зеленому ковру гостиной, пока она была занята своими мыслями.