3 
— Съешь что-нибудь? — спросила Рэйчел, уже направляясь к двери.
— Нет. Спасибо, — запоздало прибавил он, вероятно сообразив, что перед ним не сотрудница его американского офиса «Ювелирный дом Тирнана». — Только кофе.
Она выскочила из гостиной, как из парной, и тут же кинулась к открытому окну, жадно ловя ртом прохладный воздух. Проще было, конечно, послать за кофе экономку, но она не могла упустить возможность вырваться наконец оттуда и хоть немного отдышаться. Рэйчел сделала еще несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоить обезумевший пульс, и двинулась на кухню.
Надо было собраться с мыслями. Пока руки деловито засыпали кофе в кофеварку, пока заполняли водой емкость, она пыталась понять, что же произошло. Едва Габриэль вошел в комнату, время повернуло вспять. Четыре с половиной года разлуки растаяли как дым, и она была все той же наивной и неопытной девятнадцатилетней девчонкой, не способной справиться со своей первой любовью.
Любовь. Это слово отдавалось в ней погребальным звоном, означавшим смерть ее идеалов, надежд, ее невинности. Габриэль распорядился всем этим, как счел нужным, — растоптал и раздавил, не дрогнув.
Рэйчел резко отвернулась от стола, пытаясь стряхнуть навалившуюся вдруг тяжесть. Она почти машинально обвела взглядом кухню и открыла наугад один из шкафчиков. Внутри оказались пакеты с печеньем.
Он вроде сказал, что не хочет есть; однако поднос будет выглядеть приличнее, если на него поставить еще что-нибудь, кроме кофе. Рэйчел разорвала один из пакетов, высыпала содержимое на блюдо и, подхватив поднос, пошла обратно.
Она не дошла до середины холла, когда дверь гостиной распахнулась и Габриэль, стремительно приблизившись, взялся за поднос.
— Я отнесу.
— Нет нужды…
Ее протест повис в воздухе — это было не предложение, а приказ.
Она молча следила, как он ставил поднос на кофейном столике посреди комнаты. Интересно, это у него такой звериный слух или он ждал, когда она пойдет обратно?
— Вы не будете?
Он указал рукой на единственную чашку.
— У нас недавно был ленч… Что?
Она удивленно вскинула брови. Его плотно сжатые губы неожиданно растянулись в широкой и вполне искренней улыбке.
— Мое любимое. — Он взял печенье и с удовольствием захрустел. — Ты вспомнила.
Да, Рэйчел вспомнила: это было его любимое овсяное печенье с медом, которое пекли в маленькой местной пекарне, и оно очень напоминало домашнее. В былые времена ему достаточно было намекнуть, и Рэйчел бежала за печеньем в магазин.
Она прокляла в душе свое подсознание, безошибочно выбравшее из множества пакетов в шкафу именно этот. Она слишком хорошо знала, как интерпретирует Габриэль это простое действие.
— Отнюдь, — голос ей едва повиновался, — Просто это единственное печенье, которое нашлось. Я забыла попросить миссис Рейнольдс купить что-нибудь другое, так что это выбор Хобсона.
Стараясь не смотреть ему в глаза, чтобы не увидеть откровенную усмешку, Рэйчел перевела взгляд на мать.
— С тобой все в порядке, мамочка? — Она села на диван рядом с Лидией и взяла ее за руку. — Тебе принести что-нибудь?
— Нет, спасибо, ничего не нужно.
Лидия прижала к своим мокрым, покрасневшим глазам кружевной платочек. Последовал сдавленный вздох. Слезы, которые всегда были рядом, грозили пролиться в любой момент.
— Я не смогу ни к чему прикоснуться.
— Возможно, тебе лучше прилечь. Даже если ты не уснешь, отдых будет полезен.
Рэйчел с болью в сердце подумала, как мало спала мать с того ужасного утра, когда у дверей появилась полиция с известием об аварии на шоссе.
— Если, конечно, вы обсудили все, что хотели обсудить.
Последняя ремарка предназначалась Габриэлю, который стоял молча, с полной чашкой, — внимательный наблюдатель развернувшейся перед ним сцены.
— Мы обсудили все наиболее важное, — спокойно отозвался он. — Остальное может подождать.
— Тогда, если простишь нас…
Кивок, как и все его прочие действия и слова, нес на себе печать милостивого снисхождения, как будто он был владетельный сеньор, дарующий разрешение своему рабу действовать самостоятельно.
Все тот же Габриэль, холодно отметила про себя Рэйчел. Он всегда рассматривал ее и мать как незваных пришельцев и обращался с ними соответственно. И если ей еще досталось какое-то количество ласки, то перед Лидией всегда демонстрировалось лишь надменное безразличие, которое сейчас, похоже, предназначалось им обеим.
3 
