107 
— Какой ужас! Кто же это?
Она сосредоточенно поднесла ко рту очередную ложку минестры и принялась жевать, медленно, размеренно, дожидаясь ответа мужа.
— Старший помощник французского посла, Жан или Жак де Монтань, кажется, так его звали. — Джироламо всматривался в ее лицо, словно ястреб.
Катерина благоразумно не стала исправлять неверно названное имя и отозвалась совершенно равнодушно, словно новость была из числа самых обыденных:
— Боже, это, случайно, не тот грубиян, который… — Она замолкла, опустив глаза. — Ты помнишь.
— Да, — спокойно ответил Джироламо. — Тот самый грубиян.
Катерина подняла на мужа бесстрашный взгляд и поинтересовалась:
— Как же его убили?
— Отравили, — пояснил Джироламо таким тоном, который подразумевал: «И пусть это будет тебе уроком».
Катерина не выказала никаких чувств, лишь спросила:
— Уже известно, кто это сделал?
Теперь настала ее очередь наблюдать за реакцией супруга, который пожал плечами, отвел взгляд и ответил:
— Пока нет.
Его неуверенность разрядила напряжение, Катерина приободрилась и заметила:
— Наверное, очень опасно быть дипломатом в Риме. Тебе не кажется, что пытались отравить самого посла?
— Сомневаюсь, — огрызнулся граф. — По мне, так туда французу и дорога! Он вполне заслужил смерть за приставания к моей жене.
Катерина обольстительно улыбнулась ему, потянулась через стол, похлопала мужа по огромной руке и сказала:
— Как же мне повезло! Муж всегда готов защитить мою честь.
Мы с Джироламо смотрели на нее в немом изумлении. Граф явно не ожидал такого поворота. Скорее всего, он думал, что Катерина разразится слезами и покается во всем, но ее поведение и искреннее равнодушие к судьбе Жерара де Монтаня поставили его в тупик. При всей своей жестокости граф не подозревал, что женщина сможет держать свои чувства в узде и не заплачет, услышав о смерти любовника.
Обед продолжался меньше часа, после чего Джироламо сослался на срочные дела, извинился и ушел.
Вернувшись в свою спальню, Катерина злорадствовала и торжествовала победу. Графиню, по-видимому, ни капли не беспокоило, что ее муж способен отравить человека на основании одного лишь подозрения.
Смерть француза сильно взволновала меня, но не в том смысле, в каком можно было бы ожидать. Я недолго беспокоилась о том, что Джироламо нанесет новый неожиданный удар и отравит Катерину. Ведь теперь он больше не подозревал ее в неверности.
Зато я каждую ночь видела перед собой лицо умирающего брата, а днем старалась отвлечься от горя, нависающего надо мной, готового наброситься и поглотить, стоит мне выказать минутную слабость. Темные воспоминания уничтожали всякую радость, родившуюся от недавнего знакомства с Лукой, поэтому, случайно встречаясь с ним в разных неожиданных местах, я только слабо улыбалась, извинялась и уходила.
Примерно в этот же тяжелый период Катерина привела меня в изумление, объявив, что ждет к ужину гостя, того самого испанского кардинала. Джироламо тоже будет, хотя идея пригласить Борджа принадлежала Катерине. Она сумела убедить мужа, что Родриго, который служил канцлером при нескольких папах, изумительно разбирается в политике и может стать великолепным союзником. Джироламо согласился с большой неохотой и на протяжении всего ужина, накрытого на троих, по-детски демонстрировал свое недовольство. Довольно быстро стало ясно, что Джироламо с Борджа не переносят друг друга и о настоящем союзе не может быть и речи. Вскоре после ужина супруг Катерины заявил, что совсем позабыл об одном срочном деле, и откланялся.
Борджа как будто нисколько не оскорбился, остался сидеть за столом с графиней, которая вела с ним дружескую беседу, словно той унизительной встречи во дворце для свиданий не было и в помине.
Я тоже находилась в столовой, но минут через десять после ухода Джироламо госпожа развернулась ко мне и сказала:
— Отпусти всех слуг, Дея, и сама уходи. Можешь подождать в коридоре.
Я ощутила, как лицо и грудь затопила жаркая волна, и с недоверием поглядела на Катерину. О чем она думает, собираясь остаться наедине с известным соблазнителем прямо здесь, в доме супруга, который находится в соседних комнатах?
Катерина не обратила внимания на мой ошеломленный взгляд, лишь махнула рукой, поторапливая меня.
Я велела слугам идти, затем вышла сама, но прежде убедилась в том, что графиня заметила мое негодование.
107 
