49 
– Нет, теперь мне тепло, – сонно пробормотала она. – Кажется, меня еще ни разу не укачивали в качалке. Мне нравится.
– И Манди тоже. Она сама сказала вчера вечером.
Лейни улыбнулась.
Проснулась она в кровати и сначала подумала, что у нее галлюцинации. Комната совершенно преобразилась. Все цветы, кроме желтых роз на тумбочке, были вынесены. Все детские принадлежности были сложены в большую пластиковую корзину для белья. Все хорошо видно, и можно сразу найти нужную вещь, но ничего не разбросано по комнате. Косметика Лейни аккуратно расставлена на комоде, как раньше, до больницы.
– Не спишь? – спросил Дик, просунув голову в дверь.
– Нет. Сколько я проспала?
– Всего час, – сообщил он, протягивая халат. – Может, примешь душ до обеда?
– Неплохо бы. Что поделывают малыши?
– Спят. У тебя полно времени, чтобы поесть до кормления.
У двери ванной она обернулась:
– Дик, как ты узнал…
Она неопределенно махнула рукой в сторону комнаты.
– Моя сестра, благослови ее господь! Я позвонил ей и умолял дать совет. Она сказала, что помнит весь этот хаос и суматоху, связанные с приездом из больницы. Ей казалось, что в ее прекрасно организованный мир безжалостно вторглись. Она предложила постараться сделать все как прежде.
– Она посчитает меня дурой и бессердечной матерью.
– О нет! – рассмеялся Дик. – Ты героиня, достойная жалости за то, что рядом оказался бесчувственный, грубый олух вроде меня. Нужна помощь в ванной?
Лейни стянула полы халата и покачала головой.
– Нет, спасибо.
Теперь она смущалась своего тела больше, чем раньше. И хотя живот уже не так выдавался вперед, все же, по ее мнению, напоминал кусок сырого теста, а груди свисали до колен.
Дику очень хотелось убедить Лейни в обратном, потому что искренне считал ее прекрасной. Но он только улыбнулся и пообещал накрыть на стол.
И сдержал обещание, только не так, как она ожидала. Когда Лейни вышла из ванной, вымыв голову и руки и накинув неброский, но дорогой шелковый халат, купленный для нее Диком, увиденное заставило ее онеметь.
Он принес в спальню маленький столик, на котором лежала льняная скатерть и стояли вазочка с цветами, две зажженных свечи и две тарелки, наполненные приготовленной миссис Томас едой. Из стереоколонок лилась тихая музыка.
– Дик! – восторженно выдохнула Лейни с полными слез глазами. – Как чудесно!
Он крепко обнял ее.
– Ты заслужила это после пятидневного пребывания на больничной еде и того кошмара, который творился в доме!
Он усадил ее с грациозной элегантностью метрдотеля.
– Молоко! – воскликнула она, смеясь. В винном бокале оказалось молоко. Не то что рубиновое бургундское в бокале Дика!
– За малышей!
Его волосы отливали серебром в свете свечей, ровные белые зубы блестели в улыбке. Под его восхищенным взглядом Лейни чувствовала себя женственной и привлекательной. Впервые за все эти недели. Он поднял бокал:
– За мою прелестную жену. Мы целую неделю женаты, подумать только! За мать моих сына и дочери.
Она застенчиво коснулась его бокала своим, и они стали пить, не сводя глаз друг с друга.
– У меня для тебя подарок.
– Еще один? После ужина при свечах?
Было поздно. Маленький столик давно унесли. Миссис Томас ушла домой. Лейни сидела, подложив под спину подушки, сытая и довольная. После обеда они с Диком прошлись по дому, и это помогло немного облегчить ноющую боль между бедер. Сын шумно сосал грудь. Его сестра лежала рядом с матерью.
Дик поставил на колени большую, завернутую в нарядную бумагу коробку.
– Сможешь открыть одной рукой, или мне помочь?
– Разверни бумагу сам.
У Тодда появилась привычка закатывать истерики, если обед запаздывал или прерывался.
Дик выдержал драматическую паузу и с плохой имитацией барабанной дроби открыл коробку, вынул тридцатипятимиллиметровую камеру, со вспышкой и съемными объективами, и поднес жене на вытянутых руках.
Лейни долго, молча смотрела на камеру.
Осторожно дотронулась и посмотрела на Дика. Ему не нужны были слова. Он понимал, какое значение имеет для нее этот подарок. Его глаза повлажнели, когда она провела пальцем по его губам.
– Спасибо.
– Наши дети будут фотографироваться так часто, что у них перед глазами запляшут желтые и фиолетовые пятна! – объявил он под ее смех. – Каждый день их жизни будет запечатлен. Если ты захочешь, конечно! Потом они узнают, как сильно мы любили их с самого начала!
49 
