— Пора тебе жениться, Арчи, — однажды сказала ему Беатрис.
— Увы, никого нет на примете, — ответил он.
— Это исправимо, — возразила Беатрис.
Все женщины обожают устраивать чужую личную жизнь, и Беатрис не была исключением.
Но герцог лишь отрицательно покачал головой.
— Даже не знаю, о чем говорить с женщинами, — заявил он. — Да и вообще, я слишком занят. Осушаю болота вокруг поместья.
Беатрис с трудом подавила смешок:
— Будет лучше, если за тобой будет присматривать герцогиня. К тому же, Арчи, тебе ведь нужен наследник.
— К чему такая спешка? — выпалил герцог. — Признаюсь, дети меня не особенно-то интересуют.
Когда он приезжал в Лондон, Беатрис старалась представить его некоторым привлекательным девушкам, но Арчи лишь бессмысленно смотрел на них своими голубыми, водянистыми глазами и, к величайшему удивлению Беатрис, бывал к ним чрезвычайно критичен.
— И это, по-твоему, красавица? Интересно, что ты в ней нашла? — отозвался он об одной из девушек. — Слишком длинный нос. Слишком короткие ноги.
— Но, Арчи, она ведь так хороша собой! Из очень хорошей семьи, — настаивала Беатрис.
— Она будет плохо смотреться в тиаре, — ответил герцог.
Беатрис, вспомнив портреты последней герцогини, внезапно осознала, что Арчи сравнивал всех девушек со своей матерью. Это красивое, но глупое лицо стало для него эталоном внешности будущей избранницы.
Беатрис с ужасом поняла, что сейчас мало кто из девушек может тягаться с величественной красотой матери Арчи. В ее времена красивые женщины были высокими пышнотелыми блондинками с тонкой талией и большим бюстом, подобно обнаженным красавицам с картин Рубенса.
Ни одна из девушек не смогла бы носить тиару с величавой грацией Гвендолен, герцогини Аркрэ, ни у кого не было шеи по-лебединому длинной для знаменитого фамильного колье, и уж никто не мог похвастаться пышной грудью, способной поддерживать многочисленные нитки жемчуга.
Беатрис была достаточно умна, чтобы осознать свое поражение; она перестала знакомить герцога с девушками и из чувства жалости выслушивала его бесконечные рассказы об осушении болот вокруг его замка. Арчи всегда напоминал ей спаниеля, которого оставили на холоде, отчего ей всегда хотелось заботиться о нем и опекать больше, чем собственного сына.
Они возвращались из Бенюра в молчании. Хотя герцог и надеялся найти голубой вереск у Дугласа Струтера, Беатрис сразу же решила, что, каким бы заядлым садоводом ни был его отец, вряд ли этот американец пошел бы на кражу драгоценного растения у Аркрэ. Как только она его увидела, то сразу же поняла, что это за тип.
Дуглас Струтер был из той породы американцев, кому во что бы то ни стало хотелось сократить дистанцию в социальном положении между собой и представителями высшего света. Он арендовал охотничьи угодья, потому что считал, что так надо. Интересовался он исключительно собой и стремился показать своим друзьям, что он заядлый охотник. Воровство явно не входило в его намерения.
Струтер разозлился, подумав, что герцог выставляет его дураком. Но когда, успокоившись, он еще раз обдумал ситуацию, то решил забыть свои оскорбленные чувства и подружиться с ними. Ему нравилось рассказывать своим друзьям, впервые приехавшим в Бенюр, о «своем друге, герцоге Аркрэ». Нет ничего страшного в том, что американца временно обидели, решила Беатрис. Но вереск все равно не найден, и теперь надо подумать, где же его искать.
Иэн оставил все мысли об этой пропаже. Он размышлял об утреннем споре с Мойдой и даже пожалел, что не привел несколько весьма убедительных доводов. Забавно, когда Мойда спорила, ее глаза, казалось, становились все больше и больше, а золотые крапинки в них — все заметнее. Иэну понравилось спорить с ней о международном положении, но нельзя было сказать, что он одержал победу.
Мойда оказалась достойным противником. С трудом верилось, что в ее темноволосой головке может скрываться столько знаний. Из своего опыта Иэн знал, что красивые женщины обычно глупы, а умные почти все страхолюдины. Глядя на Мойду, нельзя было не восхищаться ее внешностью, но для того, кто разговаривал с ней, красота девушки отступала на второй план, уступая место уму и проницательности.
Интересно, подумал Иэн, какова она, когда влюблена? Мягкая, нежная и привязчивая? Или, наоборот, властная и взбалмошная? Внезапно ему захотелось увидеть ее глаза, темные и полные страстной истомы, и приоткрытые в ожидании поцелуя губы.