73 
Что еще? Что еще… что еще… что еще?..
В нескольких милях от нашего домика был железнодорожный переезд, и, бывало, по утрам я туда ходил, очарованный стариком, обитавшим в будке на обочине дороги и время от времени нажимавшим кнопку хитроумной системы, которая с приближением поезда опускала шлагбаум, а затем его поднимала. Деду, старому пню, мой интерес, похоже, нравился.
Но когда я попросил разрешения нажать волшебную кнопку, он ответил, что дорожит своей работой, а его погонят взашей, если кто-нибудь увидит, как малец управляет шлагбаумом.
— Да ничего не будет, — упрашивал я. — Я видел, как вы это делаете. Я справлюсь.
— На моей работе нужно думать обо всех, кто тебе доверился и вручил свою жизнь, — сказал дед. — А вдруг кто-нибудь пострадает из-за твоего недосмотра? Или моего. Хочешь, чтоб тебя мучила совесть, что ты в ответе за большое горе?
Я не понял, признался я, и тогда старик пообещал доверить мне шлагбаум, когда закончится война в Европе. Дескать, шестьдесят лет назад он, мальчишка, получил такой же ответ от старика, работавшего на этом переезде. Я передал наш разговор отцу, и тот, засмеявшись, покачал головой:
— Война в Европе, сынок, закончилась в 1945-м. Но ты будь начеку, поскольку новая война не заставит себя ждать.
Интересно, сохранилась ли та будка? Наверное, что ей сделается. Старик-то, конечно, давно умер. Бойни, сравнимой со Второй мировой войной, не случилось, но были венгерская и румынская революции, гражданская война в Греции, в Прагу входили советские танки, а на родине моей бедствиям не видно конца-краю.
Что еще? Что еще… что еще… что еще?..
Я ступил на чистый песок у самой водной кромки, и волны, точно юнцы, отплясывающие хоп-джигу, окатывали мои босые ноги. Неподалеку компания подростков в плавках и купальниках бросала фрисби; я отвернулся, боясь, что диск полетит ко мне и я себя выставлю дураком, пытаясь его поймать. Здоровенный пес-красавец, золотистый ретривер, радостно носился кругами, дожидаясь своего момента; если кто-то из ребят был недостаточно ловок или, сжалившись над собакой, нарочно упускал диск в Атлантический океан, пес бросался в воду и всякий раз, независимо от того, кто бросил или промазал, приносил добычу одному и тому же мальчику, который его хвалил и трепал по загривку. Наверное, симпатичный паренек, чья улыбка говорила о том, что он не изведал никаких горестей в жизни, был хозяином собаки.
Он, что ли, с другой планеты, что так беззаботен?
Поодаль на песке растянулись несколько пар, пытаясь урвать толику загара от редкого ирландского явления под названием «солнечный летний день». Женщина в темных очках а-ля Джеки Онассис и широкополой шляпе а-ля принцесса Маргарет, за которую бульварная пресса обвиняла ту в дурновкусии, натиралась лосьоном.
Мужчина, явно желавший привлечь внимание, занимался чем-то вроде йоги.
Отдыхающие, молодые и старые, бросали на меня любопытные взгляды.
— Да снимите вы свой воротничок, отче, и маленько расслабьтесь! — беззлобно, скорее, шутливо крикнула какая-то женщина, и я помахал ей рукой.
А потом я увидел их. Семейство на краю пляжа, где солнце как будто светило не в полную силу. Двое взрослых, трое ребятишек; мальчик с девочкой копали ров вокруг песчаного замка, а младший братишка хотел им помочь, но его беспрестанно отпихивали, и от такой нелюбезности он расплакался. Семейство расправилось с бутербродами, и родители навели порядок: собрали упаковки от чипсов, пустые лимонадные банки сплющили и бросили в пластиковый пакет, чтобы оставшиеся капли не измочили подкладку корзины. Потом отец встал и крутанулся, совершив полный оборот вкруг себя, поцеловал жену в лоб, схватил в охапку и потискал двух старших детей, а затем взял за руку младшего и сказал, что поучит его плавать, иначе какой смысл приезжать на море, и меня обуял страх, я бросился к ним, заклиная мужчину одуматься и отпустить малыша. Услышав мой вопль, все пятеро обернулись, уставились на меня как на чудика, а потом зашлись безумным смехом, тыча в меня пальцами, но чем ближе я к ним подбирался, тем быстрее угасали их улыбки, а потом и сами они растаяли в воздухе, потому что их там не было вообще. Через двадцать шесть лет было слишком поздно к ним взывать.
Береговой тропкой я шагал к поселку, и на глаза мне попался магазинчик, в витрине которого были выставлены мячи, ведерки и лопатки, игрушки, чайные пакетики, бисквиты и прочая ерунда, а вывеска над входом извещала о довольно редкой фамилии хозяина — Лондигран, и я вспомнил своего однокашника по семинарии Дэниела Лондиграна. Но тот был из Дун-Лэаре и вряд ли состоял в родстве с семейством, владевшим лавкой. Интересно, что с ним стало? — подумал я. Я знал многих приходских священников, особенно своих сверстников, но о Дэниеле не слыхал с тех пор, как после невероятного происшествия его, третьекурсника, перевели в семинарию Святого Финбарра в Корке, что было беспрецедентным событием.
73 
