— Я зайду позже, — пообещала ее милость.
— Но, Леони…
— Я должна его увидеть! — воскликнула герцогиня. — Я зайду попозже!
Ее милость сдержала слово. В семь часов вечера, одетая в вечернее платье, она вновь перешагнула порог особняка маркиза, твердо заявив, что намерена дождаться его светлости.
Лорд Руперт неохотно последовал ее примеру.
— Я собирался поиграть в карты у Деверо, — печально вздохнул он. — Нельзя же торчать здесь всю ночь!
Леони раздраженно всплеснула руками.
— Ну так отправляйся к своему Деверо! Я тебя не держу, Руперт, но должна сказать: ты становишься fort ennuyant[20]. Мне необходим Доминик, и я вполне обойдусь без твоего нытья.
— Дорогая Леони, ты всегда отличалась неблагодарностью, — посетовал милорд. — Я весь день таскаюсь за тобой, и что же? Мне откровенно заявляют, что более не нуждаются в моих услугах.
Леони лукаво улыбнулась.
— Но ведь это сущая правда, Руперт, я и в самом деле не нуждаюсь в твоих услугах. Я увижусь с Домиником и отправлюсь на прием. Все очень просто.
— Просто? Как бы не так, — хмыкнул сэр Руперт. — Только не в этих бриллиантах. — Он проследовал за герцогиней в библиотеку, освещенную пламенем камина, и скинул плащ. — Куда подевался этот малый? Флетчер! Не найдется ли в погребе его светлости чего-нибудь такого, что могло бы оказаться по вкусу ее милости?
Лицо Флетчера осталось непроницаемым.
— Я сделаю все, что в моих силах, милорд.
Герцогиня устроилась у камина.
— Да будет тебе, Руперт, не хочу я никаких миндальных ликеров. Куда с большим удовольствием я выпью с тобой бокал портвейна, mon vieux[21].
Руперт поскреб затылок, сдвинув, по обыкновению, парик набок.
— Отлично! Правда, я не назвал бы портвейн дамским напитком.
— Я что, по-твоему, не дама? — возроптала ее милость и презрительно пожала плечами. — У меня прекрасное образование, и я буду пить портвейн!
Флетчер удалился с самым невозмутимым видом. Руперт предпринял еще одну попытку урезонить герцогиню.
— Леони, как можно быть такой развязной при слугах! Честное слово…
— Если хочешь, — оборвала его Леони, — можем до прихода Доминика сыграть в пикет!
Видал появился через час. С улицы донесся стук копыт.
Леони бросила карты и кинулась к окну. Она распахнула тяжелую портьеру, но было поздно. Грум уже отгонял двуколку.
Хлопнула входная дверь, и послышался сдержанно-почтительный голос Флетчера. Ему ответил куда более резкий голос; из холла донесся звук быстрых шагов, и в библиотеку стремительно вошел Видал.
Он был бледен, глаза затуманены усталостью. Панталоны и темно-желтый камзол были заляпаны грязью, шейный платок смят.
— Ma mère![22] — изумился Видал.
Леони тут же забыла, зачем пришла. Она бросилась к сыну.
— Благодарение Богу, жив! Но скажи, Доминик, ты успел?
Видал взял ее руки в свои.
— Да, дорогая моя, разумеется. Но что вы здесь делаете? Дядюшка Руперт, и вы здесь? Что-нибудь случилось?
— Случилось! — взорвался Руперт. — Вот это здорово! Честное слово, здорово! Все прекрасно, ничего не случилось! Ты всего-навсего прикончил типа по имени Кворлз и взбаламутил весь Лондон.
— Так он умер? — равнодушно спросил Видал. Маркиз отстранил герцогиню и подошел к столу.
— Нет-нет, он не умер! — вскричала Леони. — Ты не должен так говорить, Руперт!
— Какая разница, — пожал плечами Руперт. — Если он еще не умер, то скончается через день. Ты глупец, Видал!
Маркиз наполнил бокал, но пить не стал, угрюмо разглядывая рубиновое вино.
— Полиция?
— Скоро появится, — насупился дядюшка.
Повисло тягостное молчание. Маркиз поджал губы.
— Проклятье! — Он бросил взгляд на встревоженное лицо Леони. — Прошу вас, мадам, не переживайте из-за таких пустяков.
— Доминик, неужели ты… Неужели ты в самом деле собирался убить этого человека? — Леони не сводила с сына глаз.
Видал недоуменно пожал плечами.
— Да, раз я дрался.
— Я ничего не имею против убийства, если на то есть причины, но была ли такая необходимость на этот раз, mon enfant? — тихо спросила ее милость.
— Этот тип был пьян, и ты прекрасно знал об этом, мой мальчик! — упрекнул сэр Руперт.
— Безусловно. — Маркиз пригубил бокал. — Но ведь я тоже был пьян. — Он снова глянул на Леони. Поймав ее взгляд, Видал, едва сдерживая гнев, спросил: — Почему вы на меня так смотрите, мадам? Вы же меня знаете, не так ли?