Видал побледнел, у него дернулся уголок рта.
— Я предпочитаю предстать перед судом, сэр.
— По-видимому, вы не вполне понимаете, о чем идет речь, дорогой мой друг, — заметил его милость, нацепив монокль. — Вы покинете Англию не для того, чтобы спасти свою драгоценную и весьма импозантную шкуру, и не потому, что такова моя воля, а чтобы избавить свою мать от дальнейших тревог за вашу жизнь. Полагаю, я достаточно ясно выразился?
Взгляд Видала стал жестким и вызывающим. Он нервно прошелся по кабинету.
— Предельно, сэр. А что, если я не поеду?
— Мне очень жаль, но я буду вынужден… э-э… найти тот или иной способ принудить вас покинуть пределы Англии.
Маркиз издал короткий смешок.
— Ей-Богу, в этом я не сомневаюсь! Я выполню вашу волю, сэр.
— Вам лучше сейчас же попрощаться с матерью, — посоветовал его милость. — Вы еще до ночи успеете достигнуть побережья.
— Как пожелаете, сэр, — обреченно промолвил Видал. Он взял с кресла шляпу и перчатки. — Желаете сказать мне что-либо еще, сэр?
— Совсем немногое, — ответил Эйвон. — Ваша выдержка вызывает восхищение. Я вас поздравляю.
— Полагаю, отсутствие выдержки оскорбило бы ваши чувства, сэр, — угрюмо откликнулся Видал. — Хотя до вас мне далеко.
Эйвон улыбнулся.
— Мой дорогой мальчик, не следует думать, будто ваш отец окончательно выжил из ума. Я прекрасно знал, что вы не упустите возможности напомнить о моем собственном предосудительном прошлом.
— Должен признаться, сэр, ваша проповедь показалась мне несколько ироничной.
— Забавно, не так ли? — спросил его милость. — Я прекрасно это осознаю. Но мне не хотелось бы, чтобы мой сын повторил ошибки отца. Согласитесь, что столь близкое знакомство с пороком дает мне право быть хорошим судьей в этой пикантной области. — Эйвон встал и подошел к камину. — В случае денежных затруднений, в Париже вы всегда можете воспользоваться услугами банка Фоли.
— Благодарю вас, сэр, у меня достаточно средств, — чопорно отказался маркиз.
— Должен вас похвалить. Вы, несомненно, первый Аластер, который столь бескорыстен. Мать вы найдете наверху.
— Тогда позвольте удалиться, сэр. Примите мои извинения за все беспокойства, причиненные вашей милости. — Видал поклонился и стремительно шагнул к выходу.
Когда он толкнул дверь, Эйвон заговорил вновь.
— Кстати, Доминик, мой рекорд устоял?
Маркиз обернулся, нахмурившись.
— Ваш рекорд, сэр?
— Три часа сорок семь минут, — задумчиво произнес его милость.
Видал невольно рассмеялся.
— Нет, сэр, ваш рекорд не устоял.
— Так я и думал. Позвольте узнать, каков новый рекорд?
— Три часа сорок четыре минуты. Но экипаж был специальным образом подготовлен.
— Мой тоже, — кивнул Эйвон. — Я рад, что вы улучшили мое время. Если бы я был лет на двадцать моложе…
— Умоляю вас не рисковать, сэр! — с внезапной горячностью воскликнул маркиз. Он смутился, лицо его еще хранило следы гнева, но глаза смягчились.
— Не стоит насиловать свои чувства. Вы лишь выясните, что меня трудно задеть.
Видал отпустил ручку двери и подошел к отцу.
— Прошу прощения, сэр. — Он взял ладонь Эйвона и коснулся ее губами. — Adieu, mon père[23].
— Скажем все же au revoir[24], — возразил герцог. — Я не даю вам своего благословения лишь по одной причине: не могу помыслить, что проявление отцовских чувств хоть в малейшей степени пойдет вам на пользу.
Засим они расстались. Разговор Видала с матерью оказался более продолжительным и тяжким. Леони ни в чем его не упрекала, но выглядела глубоко опечаленной, а маркиз Видал обладал одной интересной особенностью — он не мог видеть герцогиню несчастной.
— Это все мой проклятый характер, мадам, — покаялся его светлость.
Леони грустно кивнула.
— Я знаю, мой дорогой. Именно поэтому я и чувствую себя такой несчастной. Мне неприятно, что люди окрестили тебя дьяволом, как и всех Аластеров. Я-то верю, что своим характером ты обязан мне, mon pauvre[25]. Мой род от природы наделен горячей кровью. — Она печально покачала головой. — У месье де Сен-Вира, моего отца, был отвратительный нрав. О, как он был вспыльчив! В конце концов, он застрелился и слава Богу! У него, как и у меня, была рыжая шевелюра.
— К несчастью, у меня нет даже такого невинного оправдания, как огненный цвет волос, — усмехнулся Видал.