72 
— Что еще за девицу?
— Да так, одну потаскушку! Я даже приличного слова не могу подобрать для этой развратной особы!
— Ну и что за беда? Леони, ты же не станешь предаваться унынию из-за какой-то дурехи?
— Руперт, все гораздо серьезнее. Видал собирался уехать с той самой buorgeosie, а вышло… Руперт, он увез не ту сестру!
Его светлость тупо смотрел на герцогиню.
— Увез не ту сестру? Будь я проклят! — Он покачал головой. — Знаешь, Леони, в последнее время мальчик стал много пить! Если столь нелепое происшествие не образумит его, то…
— Он не был пьян, imbécile[61]! Во всяком случае, — честно сказала Леони, — я так не думаю.
— Иначе и быть не может! — объявил его светлость.
— Придется все тебе объяснить, — вздохнула Леони.
Сэр Руперт выслушал печальную повесть и глубокомысленно заметил, что его племянник окончательно сошел с ума.
— Эйвон знает? — уныло спросил он.
— Нет-нет, ему ни слова! Понимаешь, Монсеньор ничего не должен знать, вот почему ты немедленно отправляешься со мной во Францию.
Его светлость уставился на Леони с нескрываемым подозрением.
— Кто отправляется во Францию?
— Как кто? Я и ты!
— Только не я! — открестился Руперт. — В дела Доминика я вмешиваться не собираюсь. Лучше уж пусть отправляется в преисподнюю, не при тебе будет сказано.
— Ты должен! — возмутилась Леони. — Монсеньор никогда не позволил бы мне ехать одной.
— Не поеду, — упрямо повторил Руперт. — И ради Бога, Леони, давай прекратим этот досадный разговор! Когда я сопровождал тебя во Францию в прошлый раз, то получил пулю в плечо.
— Это уж совсем нелепо! — Леони округлила глаза. — Ну скажи на милость, кому придет в голову стрелять в тебя на этот раз?
— Если на то пошло, я не вполне уверен в драгоценном племянничке. Повторяю еще раз, я ради него даже пальцем не пошевельну.
— Прекрасно! — Леони твердым шагом направилась к двери.
Руперт с беспокойством посмотрел ей вслед.
— Что ты намерена делать?
— Я отправляюсь во Францию.
Его светлость попытался воззвать к здравому смыслу Леони, но герцогиня посмотрела на него невидящим взглядом.
Воодушевленный этим, сэр Руперт произнес пылкий монолог, посвященный безрассудству. Ее милость зевнула и открыла дверь. Его светлость выругался и сдался. И был тут же вознагражден сияющей улыбкой.
— Ты ужасно милый, Руперт! Мы отправляемся немедленно, ты не возражаешь? Я и так уже опаздываю на пять дней.
— Дорогая, когда отстаешь от дьявола на пять дней, можно сказать, что ты отстал навсегда, — философски заметил его светлость. — Боже, Эйвон меня убьет!
— Разумеется, не убьет! — отмахнулась Леони. — Он ведь ничего не узнает. Когда мы выезжаем?
— Как только я повидаюсь с моими банкирами. Я сделаю это завтра утром и от всей души надеюсь, что этим скрягам не придет в голову, что я бегу из страны. Мы можем поспеть на ночное почтовое судно, следующее из Дувра, но, если ты собираешься ехать быстро, дорогая Леони, внемли моему совету: поезжай налегке.
Герцогиня так и поступила. Когда на следующее утро карета сэра Руперта остановилась на Керзон-стрит, ее милость вышла из дверей особняка леди Фанни с одной-единственной шляпной картонкой.
— Леони, нельзя же путешествовать совсем без багажа! — не поверил своим глазам Руперт. — А горничная?!
Ее милость презрительно отвергла совет захватить с собой горничную и простерла обвиняющий перст в сторону многочисленных сундуков, громоздившихся на крыше кареты.
После недолгого, но темпераментного спора, в котором самое живое участие приняла леди Фанни, два громадных дорожных кофра лорда Руперта остались на попечении его сестры. За отъездом господ с интересом наблюдали мальчик-посыльный, несколько зевак и повариха. Мистер Марлинг прочел отъезжающим напутственную лекцию о том, какое количество багажа должен брать с собой путешественник, отправляющийся в Париж.
Когда карета наконец тронулась, леди Фанни заявила, что у нее мигрень, и поднялась наверх, отдав мистеру Марлингу распоряжение позаботиться о двух дорожных сундуках, сиротливо стоявших на мостовой.
Леди Фанни надеялась, что герцог появится не раньше чем через три дня. Но его милость объявился через два, повергнув сестру в уныние. Когда лакей сообщил, что прибыл герцог Эйвон, леди Фанни лежала на кушетке в дальней гостиной, всерьез обеспокоенная воздействием восточного ветра на ее хрупкий организм. При имени брата леди Фанни вздрогнула. Его милость она встретила ослепительной улыбкой, начисто забыв про бушующий за окном восточный ветер.
72 
