88 
— Постой, сначала надо переодеться.
Ее золотистые глаза блеснули.
— Не собираюсь. Пока ты в комнате.
Он заслужил ее подозрение, ее недоверие. Впервые в жизни она не доверяла ему. Взгляд был полон ненависти.
— Можешь пока нанести визит Кейт. А меня оставь в покое.
Она намеренно унижала его. И он вполне заслужил это. Хотел объяснить, как она ошибается, но только сказал:
— Я подожду за дверью, — и пошел к двери, но обернулся — она стояла и плакала.
Он разбил ей сердце. И слишком поздно понял, что ее уже не вернуть никогда.
Он прикрыл дверь и пытался обдумать ситуацию. Но все мысли устремлялись снова к Эль. Наверное, это к лучшему, ведь он сам не хотел ее любви, настаивал, чтобы она стала женой Синклера. Шон ударил со всей силы кулаком по стене, давая выход гневу и безысходности. Между ними все кончено, как он и хотел.
Прежде чем войти, он постучал, но, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь и заглянул. Запасной костюм так и остался висеть на вешалке. Эль лежала на кровати, завернувшись в тонкое грубое одеяло. На полу валялись мокрая рубашка, вся в кровавых пятнах, — по крайней мере, она обтерла ноги.
Он закрыл и запер дверь за собой.
— Тебе надо подойти ближе к огню, — сказал он. Она молчала.
Он в тревоге подошел взглянуть на нее, она спала или притворялась спящей, но видно было, как ее тело сотрясает крупная дрожь. Он постоял, колеблясь, потом, понимая, что главное сейчас — согреть ее, а тонкое одеяло не спасает. Надо бы осмотреть ее ноги. Он побоялся это сделать, опасаясь, что она не позволит.
— Эль?
Ответа не было, и он увидел, что она спит.
Он присел на край кровати. Наверное, всю ночь бродила по улицам, подавленная, оскорбленная и одинокая. Он возненавидел себя. Как можно было обидеть и оттолкнуть единственного человека на всем белом свете, который любил его и верил ему, несмотря ни на что. Ты любишь мою сестру? Он тогда не ответил на вопрос Клиффа.
Шон взял руку Эль. Она была ледяной.
И он решился. Сбросил сапоги и лег с ней рядом, обнял и крепко прижал к себе. Она не сопротивлялась, ее тело было бессильным и мягким, словно она превратилась в тряпичную куклу, и холодным как лед.
Это его вина.
— Эль, прости меня… — И он заплакал. — Я должен был рассказать тебе о Пег сразу, в тот момент, когда вернулся. Но я побоялся, потому что знал, что ты возненавидишь меня за это. Я никогда не любил ее.
Он крепко держал ее, согревая собой, потом поднял ее лицо и заглянул — ее длинные ресницы затрепетали. Как он любил ее, как прекрасна она была в этот момент. Его Эль, такая храбрая и сильная.
— Как я мог любить Пег, если всегда любил только тебя… — неожиданно для себя самого признался он, и его сердце забилось как безумное. Его переполняли чувства, каких он никогда еще не испытывал, глубокие и сильные, он признался в том, что тщательно скрывал до сих пор, даже от самого себя. Но ведь он не должен любить ее. Она пострадает от его любви, как пострадала Пег. Он обречен и приговорен к смерти. Ничего не изменилось, кроме одного — в сердце у него возникло чувство, на которое он не имел права.
— Ш-ш-шон? Мне холодно…
Он увидел, что ее глаза широко открыты, и попытался улыбнуться.
— Я знаю. Скоро будет тепло, ты согреешься, и я обещаю, что спасу тебя. Ты будешь в безопасности.
Ее губы сложились в слабую улыбку, а в глазах он увидел выражение, которое не надеялся больше увидеть никогда. Доверие и любовь.
— Я уже спасена, — прошептала она и поцеловала его в подбородок.
Он ощутил такую огромную радость, что все его тело откликнулось на этот поцелуй. Он напомнил себе, что она во власти сна, больна и, скорее всего, не осознает, а когда очнется, снова возненавидит его, он не заслужил ее любви, и убогая обстановка была тому подтверждением.
Она вдруг сама обняла его, и холодные пальцы проникли под рубашку, потом со стоном прижалась к нему, тело ее вновь стало упругим и зовущим.
Его рассудок велел ему немедленно отодвинуться и уйти, но, пока он боролся с искушением, а воображение рисовало сладостные картины блаженства, которое его ждет, она вдруг снова обмякла в его руках, и он понял, что она уснула. Но дрожь прекратилась. Он облегченно вздохнул, снова прижал ее к себе, отогревая. Поцеловал в макушку, как маленькую, и его снова захлестнула волна нежности, неведомой ранее. Он не знал, в какой момент влюбился в нее, вероятно, любил всегда, но чудо свершилось, и он боялся спугнуть теперь то чувство, которое его переполняло. Он гнал все страхи и сомнения прочь. Он жил счастливыми моментами. Не стоит сейчас думать о том, что ждет их завтра. Все подождет.
88 
